– С зарезанным здесь полицейским? Если нужно, мы получим разрешение снести весь квартал!
Фавини, который только что к ним присоединился, положил руку на плечо Эрвана, заставив того обернуться:
– Ты сейчас сможешь поговорить об этом сам. Зам генерального прибыла.
101
– Мы сейчас закроем гроб, вы можете последний раз взглянуть на тело.
Лоик не желал рисковать:
– Он нормально выглядит?
– Конечно. Ну, кое-какие швы видны…
Судмедэксперт, Ив Рибуаз, посмотрел на Мэгги, сидевшую в холле Института судебно-медицинской экспертизы. Машинально Лоик проследил за его взглядом. Погруженная в себя, в пестрых тряпках хиппи, она двумя руками вцепилась в тканевую сумку из джута, лежащую у нее на коленях. Настоящая бомжиха.
Последние двадцать четыре часа она такой, в сущности, и была. Блуждающей душой, выпавшей из собственной жизни. На протяжении всех этих лет у нее была единственная точка отсчета: Морван. С его смертью она потеряла все.
Лоик позвонил ей утром и пообещал заехать за ней, когда дадут допуск к телу. Он обнаружил ее в темноте, с задернутыми шторами. Наверняка так и не сдвинулась с места со вчерашнего вечера.
Зато он метался весь день. Оформление бумаг на перевозку тела. Бесконечные объяснения с мэрией Бреа. Звонки в приходскую церковь Пемполя. Звонок нотариусу, чтобы назначить встречу на той неделе. И в довершение – редактирование некролога, который должен появиться в «Ле монд». И все это – кипя злобой. Он был мальчиком на побегушках у клана. Семейным лакеем – подай-принеси.
– Вы подтверждаете версию моего брата?
– Полностью. Я уже послал ему сообщение. Две пули в горло. Баллистический отчет уточнит калибр. Сонная артерия была пробита, что вызвало внешнее кровотечение и фатальные внутренние повреждения.
Слова Эрвана. Кокпит «сессны». Сидящий впереди тутси. Выстрелы сквозь спинку сиденья. Лоик уже даже не помнил, прикончил ли брат в конце концов убийцу.
– Вы заполнили разрешение на захоронение?
– Вот оно.
Рибуаз протягивал ему листок без малейшего признака эмоций. А ведь если Лоик правильно понял, он часто работал с Морванами, и с отцом, и с сыном. Безразличие? Профессиональное спокойствие? Скорее всего, больше усталость. В итоге медик рассматривал копов как обычных клиентов.
Это был невысокий коренастый мужик лет шестидесяти, облаченный в зеленый одноразовый халат. Он носил большие очки и галстук-бабочку. Сам не зная почему, Лоик подумал, что эти детали должны быть частью корпоративной формы, как у швейцарских гвардейцев Ватикана альпийские береты и алебарды.
– Она выдержит?
Рибуаз по-прежнему не сводил глаз с Мэгги, неподвижной на своем стуле, стоявшем между бюстами бывших директоров института. Она казалась одной из них. Гипсовая маска среди прочих.
– Не беспокойтесь, – заверил его Лоик с ноткой цинизма, которая означала: «Она и не такое повидала».
Он пошел за ней, уже сожалея о своей реплике и опасаясь, что Мэгги рассыплется у него в руках. С момента известия она постарела лет на десять – годы одиночества и угасания, оплаченные авансом. Оба пошли следом за Рибуазом по до странности чистым и проветренным коридорам. Ничего общего с духотой больницы – скорее уж ближе к аллеям кладбища Аллори, где из них с Софией вытрясал душу ispettore superiore Сабатини.
В этот момент он не думал ни о смерти отца, ни об убийстве Монтефиори. Не думал он и о горе матери. Из головы у него не шел урок стрельбы. Эта мощь, которая взорвалась у него в руках, это мастерство, которое, оказывается, таилось в кончиках его пальцев. Как воспользоваться новой властью, новой ипостасью? Вернуться в Италию и прикончить Баладжино? Много чести. Отправиться в Африку и отомстить за отца? Если Эрван вернулся, значит дело сделано – или это тоже не имеет смысла. Стоит подождать. Проклятие клана наделило его умением убивать – вот в этом нет сомнений.
– После вас.
Рибуаз только что открыл дверь с теплоизоляцией. Лоик с Мэгги зашли в облицованную белым кафелем комнату. В центре на металлических носилках лежало тело, накрытое простыней. Медик аккуратными, почти литургическими движениями откинул ткань, открыв черты побежденного льва Морвана.
Никакой реакции в зале. Лоик смотрел на лицо как сквозь тиски – виски ломило от тревоги, страха, волнения. Мэгги осталась неподвижной, выпученные глаза придавали ей вид насторожившейся ящерицы.
– Я вас ненадолго оставлю, – бросил Рибуаз, глядя на экран мобильника. – Меня вызывают.
Лоик разглядывал голову и плечи отца, как наносят слой быстросхватывающегося лака на затянутую плесенью мебель перед распродажей. Он пытался мысленно оживить его во всем великолепии. Тщетно. Не только жизнь покинула это тело, но и достоинство, мощь, гордость. Осталась оболочка без всякой ценности и харизмы.
И тут горе настигло его. Игла вонзилась в податливые слои мозга. Он готов был разразиться рыданиями, когда глухой стук заставил его поднять голову. Мэгги исчезла. Он обогнул стол и увидел ее на полу, у изножья носилок, бьющуюся в конвульсиях.
Только этого не хватало. Он кинулся к ней, положил руку на морщинистое горло матери. Даже при простом прикосновении чувствовалось, что кровь бьет в артерии, будто боксерские перчатки. Он склонился к груди: сердцебиение зашкаливало.
Он выпрямился и стал звать на помощь, крича в пустой комнате. Ему была знакома только одна срочная медицинская проблема: передоз. Ничего общего с приступом эпилепсии. Мэгги задыхалась, при этом ее губы дрожали, как мембраны свистка.
Он все кричал и кричал. Никого рядом. Мать твою! Он вскочил и бросился к двери, налетев на носилки, схватился за ручку, но не смог ее повернуть. На короткое мгновение он представил себя запертым здесь на всю ночь с агонизирующей матерью и отцом, холодным, как кусок фаянса.
Memento mori
[105] кошмара.
Наконец ему удалось открыть дверь.
– Есть тут настоящий врач, чтобы помочь живому? – заорал он в коридор.
Никакого ответа. Пусто. Весь в поту, задыхаясь, Лоик схватил мобильник и набрал последний из номеров, который мог прийти ему в голову: Софии.
102
Спор с заместительницей генерального прокурора занял больше часа и принял неожиданный оборот: поскольку погибшая входила в группу Эрвана, чиновница предпочитала назначить другого руководителя расследования, чтобы исключить любые факторы личного порядка. Эрван возражал, опираясь на весомый аргумент: он или кто другой, дело неизбежно приобретет характер личного. «Убит полицейский, черт побери!» Всяк живой и при мундире на территории Иль-де-Франс будет гореть желанием законопатить убийцу Одри Венявски, тридцати двух лет, погибшей при исполнении служебного долга. Зампрокурора, молодая женщина, настолько бесцветная, что странным образом напоминала Одри, опять начала увиливать и тянуть. Один раз не считается, и Эрван призвал на помощь Фитусси, который и сам отбивался от вышестоящего начальства, попеременно отвечая на вызовы судебной полиции Парижа, судебной полиции в Нантере, площади Бово.
