– Семья Барер будет…
– А не пошли б они… Изабель укрывала ненормального, имя которого в одном из ее досье.
В этот момент коп из бригады Мальмезона, в латексных перчатках и с заострившимся лицом, подошел, протягивая некий предмет:
– Мы нашли в подвале, он был спрятан за бойлером.
Эрван снова натянул перчатки и взял вещицу. Статуэтка, вылепленная из грязи, представляла собой фигурку сантиметров двадцати высотой в стиле африканского наивного экспрессионизма. Фетиш был утыкан ржавыми гвоздями и стеклянными осколками.
Нконди, недавно вышедший из рук создателя. Изображение, служившее подписью.
Находка была встречена мертвым молчанием. Для Тонфа и Фавини это означало новое погружение в тот кошмар, о котором они хотели забыть последние два месяца.
Для Эрвана все было по-другому: он из него никогда и не выныривал.
Если ему требовалось доказательство худшего, теперь он держал его в руках. Новый кандидат на наследство убийцы из Катанги. Или, еще более дикая мысль, Тьерри Фарабо собственной персоной, вернувшийся из царства мертвых.
– Засунь-ка мне это в опечатанный пакет, – велел он копу из Мальмезона.
Офицер испарился. Двое остальных молчали. В темноте их лица высвечивались в трехцветных огнях полицейских стробоскопов: синие, белые, оранжевые…
– Дайте-ка мне секундочку.
Он отошел в сторону и набрал номер подполковника Верни. Едва жандарм ответил, Эрван потребовал отчета о допросах персонала и пациентов спецбольницы Шарко.
– На данный момент ничего. Мы опросили приблизительно половину…
– Вы еще там?
– Нет, все разъехались по домам. Уже десятый час… Вернемся завтра. Профессор Ласей, вообще-то, довольно сговорчив и…
– Срочно езжайте туда и задержите его. Немедленно!
– Что? На каком основании?
У Эрвана вырвался безумный смешок.
– Скажем так: сокрытие улик, препятствование расследованию, лжесвидетельство и, почему бы нет, киднеппинг и незаконное присвоение трупов.
– Ничего не понял в том, что вы сказали.
– Не важно. Подержите его для меня на холодке.
– Вы вернетесь?
– Возьмите его прямо сегодня ночью. Утром я вам позвоню и скажу, когда буду. Запихните его в камеру, черт подери!
Он нажал отбой и сказал себе, что, несмотря на многочисленные нестыковки, в этой истории прослеживается определенная логика. Все дороги вели в спецбольницу Шарко. Изабель Барер лечилась там в начале 2000-х годов, прежде чем начала там же работать. Тьерри Фарабо там – якобы – закончил свои дни в 2009-м. Бывший ученик нганга – Крипо – бродил вокруг, пока не стал принимать себя за своего учителя.
В самом сердце спецбольницы Фарабо излучал свою власть. Черная звезда, вокруг которой вращались другие планеты. Сгусток примитивных инстинктов и смертоносных пульсаций, который притягивал злонамеренные души, как магнит металлические частицы.
В самой глубине души Эрван ощущал это притяжение. Тот темный магнетизм, который приводил в движение все это дело.
Он вернулся к своим людям, спотыкаясь о комья земли. У него было такое чувство, будто он вылез из авиационного тренажера.
И все же он собрал крохи самообладания, чтобы спросить у Тонфа:
– А Хосе Фернандес, ты про него выяснил?
– Кто?
– Плаг. Медбрат из Шарко.
Полицейский ударил себя по лбу с искренне покаянным видом:
– Черт, забыл! Эта история с Одри, я…
– Займись этим. Сейчас. Я хочу поговорить с ним завтра утром, будь он в каталажке, в Бретани или на Марсе.
Официально в ночь 23 ноября 2009 года Тьерри Фарабо умер от нарушения мозгового кровообращения. Был вызван врач из «Cavale blanche», чтобы выписать заключение о смерти. На рассвете Хосе Фернандес с коллегой отвезли останки Фарабо в крематорий Бреста, в нежилой зоне Верна. Перед самым аутодафе Плаг изъял фибробласты
[108] из бедра трупа с целью последующей пересадки его костномозговой ткани четверым добровольцам. Затем Человек-гвоздь исчез в дыму.
Все это было фальшивкой.
Суть происшедшего таилась в тех четырех часах. Вытрясти все из Плага. Вернуться в Бретань. Допросить Ласея. Добраться до лекаря, который подписал разрешение на кремацию. Отыскать одного за другим всех действующих лиц этого надувательства.
Эрван, сложив руки на груди, что-то бормотал как безумец, похлопывая себя по плечам, чтобы согреться, когда наконец-то появился Рибуаз. Майор шагнул к нему и заорал без предисловий:
– Блин, где тебя носит? Мы тебя два часа дожидаемся!
Судмедэксперт, с портфелем в руке, не ответил. На его бульдожьем лице было написано изумление: он никак не ожидал увидеть здесь Эрвана.
– Не понимаю, – ответил он. – Тебе что, не сообщили насчет матери?
103
Дьявол на моей стороне.
Каждый этап, последовавший за корридой в люксе 418, убеждал ее в этом все больше и больше. Сначала дирекция «Шато Рапа» попросила постояльцев не покидать своих номеров, пока их не вызовут в конференц-зал отеля. Персонал неохотно и туманно говорил об «инциденте» на пятом этаже.
Без нескольких минут семь ее препроводили на первый этаж в атмосфере сдержанного ужаса – она вела себя как все, перемежая робкие вопросы и жалобы (в конце концов, она же постоялица отеля и не понимает, что вокруг за паника). Гаэль сосредоточилась на своей роли, чтобы больше не думать о бойне. Она все еще отходила от наркоза. Вокруг еще плавает зыбкий туман, но ясность ума возвращается, хотя она старается не форсировать события.
Допрос вылился в простую формальность. Не более любопытные, чем таможенники в аэропорту, полицейские задавали ей только элементарные вопросы, даже не поднимая глаз от своих распечаток, которые они добросовестно заполняли. Паспорт. Цель поездки. Чем занималась в течение дня и в отеле.
Помимо внешнего сходства, девица, у которой Гаэль одолжила паспорт, имела и другое достоинство: она была членом многочисленных экологических ассоциаций, одна из которых, поставившая целью защитить животных и растения, находящиеся под угрозой уничтожения в европейских лесах, располагалась как раз в Лозанне. Гаэль заявила, что между двумя сериями покупок (она дала адрес бутиков и точное время посещений) она зашла в штаб-квартиру ассоциации, чтобы представить свой проект защиты ягнятников-бородачей
[109]. «Нужно продолжать борьбу!» Чтобы придать правдоподобия своему вранью, она достала из сумочки брошюру об исчезающих хищниках, которую распечатала накануне. Полицейские переглянулись: еще одна папина дочка, которой нечем заняться, кроме как защищать каких-то неизвестных хищников. Пометка в бумагах. «Спасибо, мадемуазель».
