– Пришли.
Она уверенно набрала код.
– Ты… ты хорошо ее знаешь? – спросил он, пока они поднимались по лестнице.
София не ответила: она осторожно взбиралась по грубым ступенькам, лицо ее терялось в тени. В центре лестничной площадки старый фонарь бросал на стены отсветы в форме ромбов и звезд.
Перед дверью она поправила накидку и сумочку, как если бы готовилась предстать перед потенциальным работодателем или завучем школы, где учатся ее дети. Лоик краем глаза наблюдал за ней: смесь итальянской мадонны и азиатской статуи, сочетание, наводящее на мысль о греко-буддистских скульптурах в Кандагаре. Он никогда не видел, чтобы она так робела.
– Так ты с ней знакома или нет? – раздраженно переспросил он.
Она позвонила, и на ее лице появилась надменная чарующая улыбка, напоминавшая о ее аристократических корнях.
– Она моя крестная.
У него не осталось времени на другие вопросы: дверь уже открывалась.
– Sofia? Mia cara…
[59]
43
Лоик зашел в прихожую, где две женщины обнимались, одинаково обрадованные и взволнованные. Пока никто не обращал на него внимания, он разглядывал Андреа: лет шестидесяти, маленькая, худая, продолговатое лицо – как на полотнах Модильяни. Большие овальные глаза, тонкий нос, четко вылепленные губы, выражающие страстную, почти свирепую нежность: эти иконописные черты обрамляла короткая стрижка каре перламутрово-седых волос. Очарованию Кено, конечно же, потребовались десятилетия, чтобы вызреть и раскрыться. Несмотря на морщины и сухую кожу, рисунок сохранился, хрупкий и уверенный, вычерченный тонким графитом.
София представила своего спутника. Женщина тут же обратилась к нему по-французски, от ее хрипловатого голоса у него кожа пошла пупырышками.
– Лоик… – Она совершенно естественным движением погладила его по голове. – Мой маленький Лоик… Джованни часто говорил о вас.
Поди знай, что именно он говорил. Лоик был едва знаком со своим тестем, и единственным чувством, которое итальянец в нем возбуждал, был страх. Кено провела их в гостиную с цементными стенами охряного цвета, усеянными вещицами из кованого железа. Обстановка вызывала ощущение суровости и торжественности, близкое к атмосфере церкви.
Они уселись на диван и, пока хозяйка готовила кофе, хранили молчание: София – явно взволнованная тем, что оказалась здесь, а Лоик – все так же изумленный тем, что открыл для себя после стольких лет целый пласт жизни своей бывшей.
Кено вернулась с подносом – серебро, медь, фарфор, – налила три чашки и спросила по-французски:
– Похороны прошли хорошо?
– Кено, я не могла…
– Я знаю, дорогая… – Потом она пробормотала, как бы про себя: – Ogni cosa a suo tempo, ciascuno al suo posto e un posticino per ogni cosa…
Итальянское выражение, более-менее соответствующее поговорке «Всяк сверчок знай свой шесток». Инцидент был исчерпан. Любовнице не было места на официальных похоронах.
– Судя по его записной книжке, – продолжила София, – он был с тобой в последнюю ночь.
Андреа улыбнулась – ее скорбь затаилась глубоко в душе, за надежно запертой дверью.
– Ты занялась расследованием?
– Просто хочется понять…
– Ты сообщишь полиции?
– Конечно нет. Но рано или поздно они узнают.
– В любом случае твоя мать не преминет поставить их в известность.
Никакой враждебности в голосе. София не стала расспрашивать дальше. Если Кено захочет что-то рассказать, то только по собственной воле.
Лоик искоса на нее поглядывал: темная юбка, черная водолазка, жемчужное колье. Траур на итальянский манер. По дороге он спросил у Софии, откуда взялось такое имя – название игры в казино. Когда-то, по утверждению Джованни, он выиграл с нею «большой куш». Простота и наивность объяснения усилили его удивление – это было совсем не в духе изворотливого и смертоносного жестянщика.
– В ту ночь он не спал, – заговорила наконец Андреа тихим голосом. – Он был встревожен.
– Ты знаешь почему?
– Его очень беспокоила завтрашняя встреча.
– С кем?
– Я ничего не знаю. Он никогда не говорил со мной о делах.
– Он говорил с тобой абсолютно обо всем.
Кено улыбнулась улыбкой пифии, загадочной и понимающей.
– Имя Изидор Кабонго вам о чем-нибудь говорит? – решился задать вопрос Лоик.
– Нет.
– Трезор Мумбанза?
– Тоже нет.
– Лоран Бизинжи?
– Я никогда не слышала этих имен. Они африканцы?
– Да, конголезцы.
София перехватила инициативу:
– Подозрения полиции связаны с папиными делами там.
Кено медленно покачала головой, не отрывая глаз от своей чашки. Казалось, все это не слишком ее интересует.
– Может, ты хоть знаешь, где была назначена встреча?
– Представления не имею.
– Вы знали, что он продал все свои акции «Колтано»? – снова набрался храбрости Лоик.
– Да. Джованни так устал… – сказала она, неопределенно махнув рукой.
– Вы думаете, у него было намерение выкупить потом обратно свой пакет?
Она посмотрела на Софию с нежностью:
– Как всегда, он сделал бы все, чтобы лучше защитить вас – тебя и сестер.
Повисло молчание. Лоик вдруг задумался, а что Кондотьер оставил ей самой… По работе он знал немало мужей, которые даже не упоминали любовниц в своем завещании, чтобы их не проклинали на том свете.
– Он больше не верил в африканский колтан, – проговорила наконец Кено. – Пресса обвиняла «Heemecht» в финансировании войны в Конго. Крупные пользователи в скором времени сменили бы поставщика. Даже китайцы склонялись к тому, что это слишком сложно.
Вот она и прояснила свое истинное положение: единственного человека, с которым Монтефиори обсуждал дела, как и сказала София. Журналистка, специализирующаяся на международных конфликтах, разбирающаяся в скрытых пружинах развивающихся рынков и хрупких мировых противовесах.
– Он упоминал о новых месторождениях в Северной Катанге? – снова заговорил Лоик, придя к выводу, что ей ведомы все секреты.
– Он был настроен скептически. Думал, что ваш отец принимает мечты за реальность.
– И все же он поддержал его план по их разработке.
– Из дружеских чувств.
София вмешалась, и голос выдавал ее нетерпение:
– Кено, с кем у папы была встреча во вторник?
