– Кати полагала, что его нужно лечить.
– Почему «полагала»?
– У нее был синдром избиваемой женщины. Она придумывала ему извинения, какие-то патологии… По ее словам, у него были галлюцинации, он слышал голоса.
– Я слышал о психиатре.
– Мишель де Пернек. Я унаследовала его кабинет в клинике Стенли, но с ним самим никогда не сталкивалась. Кати ему не доверяла. Говорила, что он опасный тип, что он манипулирует Грегуаром, что он держит Лонтано в своих руках…
Он едва не упомянул досье, собранное психиатром и оставленное в клинике. Нет, слишком рано. Сначала нужно установить доверительные отношения с сестрой милосердия.
– Может, она надеялась, что вылечит его сама?
– Для этого она находилась в самой безнадежной ситуации.
– Почему?
– В некотором смысле она и была его болезнью.
– Не понимаю.
– Вам знакома история вашего отца?
– О какой истории вы говорите?
– О его рождении, детстве, его происхождении.
Он хотел было ответить утвердительно, но осознал, что ему известны только отдельные фрагменты: сирота, родившийся в Кот-д’Арморе, отец, моряк-рыболов, погиб в кораблекрушении, мать умерла от туберкулеза через три года после его рождения, в 1948-м. Наверняка сплошное вранье, но, как ни странно, Эрван никогда не ставил под вопрос эту часть мифотворчества Морвана. Кстати, и Старик никогда о ней не заговаривал. «Не представляет интереса», – бросал он.
– Отец всегда очень сдержанно рассказывал о первых годах своей жизни. Он…
Она поднялась и порылась в металлическом шкафу, набитом пыльными бумагами и трухлявыми папками. Достала оттуда скоросшиватель, скрепленный тесемкой, вернулась и положила его рядом с Эрваном на койку.
– Не будем терять время: всё здесь. Де Пернек заказал из Франции полные сведения о вашем отце.
Эрван не мог оторвать глаза от папки: ее появление граничило с чудом. В глубине души он всегда боялся, что этого документа больше не существует.
– У меня нет времени сейчас все это прочесть, – пролепетал он.
– Возьмите ее. В конце концов, это же ваша семья.
Он положил дрожащую руку на обложку. Ящик Пандоры.
Сестра Хильдегарда так больше и не садилась.
– А теперь оставьте меня. – Она нарисовала пальцем в воздухе крест. – Слышите тишину? Бал закончен. Сейчас они нахлынут.
– А кто их лечит на том берегу?
– Представления не имею.
– Какая-нибудь неправительственная организация?
Ее губы искривила презрительная гримаса, открыв идеальные зубы. С некоторым опозданием он осознал, что ее лицо было когда-то изумительным. Нордический манекен, светловолосый, крепкий, холодный. Внешность Лени Рифеншталь того времени, когда та была самой красивой женщиной Германии и официальным кинорежиссером нацистов.
– Здесь больше нет ни неправительственных организаций, ни вообще какой-либо помощи. Сейчас, когда я с вами разговариваю, мы двое – единственные белые на тысячу километров вокруг.
Это замечание напомнило ему о его собственном положении. Куда он направится, переступив через этот порог? Он подумал об отце – сестра Хильдегарда не знала, что в округе имеется еще один европеец, – но тут же отбросил мысль позвонить ему и позвать на помощь.
– По-вашему, – спросил он, поднимаясь, – кто убил Катрин Фонтана?
– Всем известно: Человек-гвоздь.
– А это не мог быть Морван в приступе гнева?
– Не понимаю, к чему вы ведете. Бедная Кати была… Ну, ее изувечили, как и остальных.
– Преступление могли замаскировать. Вам не вспоминается что-либо подозрительное относительно обстоятельств убийства? Или какие-нибудь события, предшествующие той ночи 30 апреля?
Она, казалось, задумалась.
– Нет. Я помню ее последний день: она ушла из диспансера ближе к вечеру… Господи, это же было сорок лет назад!
Снаружи в джунгли возвращалась жизнь. Какофония криков, шорохов и похрустываний свидетельствовала о том, что насекомые и животные снова здесь. Совсем как после дождя.
Она подошла к другому шкафу и достала пластиковый стерильный халат, который и надела, продев сначала руки.
– Помогите застегнуть.
Он подчинился не без труда – пальцы еще дрожали.
– Есть один человек, который, вероятно, может вам помочь. Его зовут Фаустин Муниазера, он хуту.
Эрван бежал эстафету: один свидетель перекидывал его к другому, но до финиша было не добраться.
– Каким образом?
– В то время он служил ночным сторожем в «Лучезарном Городе». Поговаривали, он что-то видел.
– А какая связь с Кати Фонтана?
– Она была очень скрытной женщиной. Никто в точности не знал ни где она живет, ни вообще что делает вне стен диспансера. Она встречалась с Морваном в том отеле.
– Вы хотите сказать, что они виделись в ночь убийства?
– Я так думаю. Но точно утверждать не берусь: столько воды утекло…
Одна деталь не укладывалась в общую картину: медсестра и начинающий полицейский никак не могли позволить себе оплатить номер в «Лучезарном Городе». Кстати, в контексте общего ужаса тех дней Морван никогда бы не позволил Кати возвращаться ночью одной. Или же она запрещала ему провожать себя?
– А Фаустин, он еще здесь?
– Еще бы!
– Где я могу его найти?
– На том берегу реки, но вот добраться до него будет сложно.
– Почему?
– Потому что он руководит отрядами Интерахамве
[68], а они союзники фардовцев. Сегодняшний минометный обстрел – это он и есть.
Эрван из этого никогда не выберется: конфликт, который не имеет к нему никакого отношения, приводит в ужас и в котором он ничего не понимает, все время встает у него на пути. Много у него шансов найти пирогу, чтобы переплыть Луалабу?
– А у этого Фаустина есть боевая кличка?
– С таким имечком ему долго искать не пришлось: он взял себе прозвище Мефисто.
– Вы с ним знакомы?
– Я видела, как он рос.
– Он ответит на мои вопросы? Он вспомнит о том времени?
– Если наркотик и те ужасы, что он творит ежедневно, не разрушили его мозг, а главное, если вы дадите ему много денег.
