Эрван встал на линию стрельбы по лодке и резким движением взвел курок. Баньямуленге подпрыгнул и едва не упал в воду.
– Босс… – простонал он, поднимая руки.
– Заткнись!
– Мне ничего не оставалось, я…
– Говорю, заткнись!
Влезть на борт, не поскользнувшись. Приноровиться к раскачиванию пироги. Не спускать глаз с черного.
– Босс, – взмолился тот, по-прежнему держа руки над головой, – я могу объяснить!
– Расскажешь по дороге.
– По дороге?
Эрвану удалось вскарабкаться в посудину.
– Нам на тот берег.
– Босс, там совсем нехорошо. Минометы, они ж ща опять заладят, а еще…
Эрван уселся среди поклажи Сальво, среди которой оказался пресловутый чемодан. Одним движением он приказал ему занять свое место – позади, у руля.
– Отчаливай.
Сальво засуетился, ругаясь, пока Эрван проникался внезапно открывшейся возможностью преуспеть и на этот раз.
Едва мотор завелся, африканец начал оправдываться:
– Я и не думал тебя бросать, босс, я…
– Откуда бабки?
– Я не знаю имен, вот те зуб! Большие компании хотят колтан.
– И никакой связи с оружием?
– Нет. Я к тем делам не касаюсь.
– Но ты же был в курсе поставки.
– Услышал разговоры по дороге. Тут мне мысль и пришла.
– Какая мысль? Бросить меня подыхать у тутси?
– Босс, на войне как на войне. Когда я понял, что вскорости рванет, я сказал себе: Сальво, пришел час открывать свое дело.
– Какое дело?
– Мой собственный рудник с моими всякими директорами и президентами.
Беда Африки: никто и не думает менять систему – жестокость, коррупцию, варварство на всех уровнях. Каждый, напротив, стремится использовать ее, чтобы обеспечить себе теплое местечко.
– Врешь: даже эта пирога доказывает, что ты все предусмотрел заранее.
– Я купил ее вчера. Вот те зуб!
– С таким-то мотором?
– На руднике спер, шеф.
– Почему не ушел ночью?
– Патрули, папа. То и дело, с обеих сторон…
Сальво сурово морщил лоб, чтобы придать больше веса своим словам.
– А я? На душе кошки не скребли, что бросил меня с голыми руками среди мясников?
Баньямуленге горячо затряс головой – он вел пирогу, не запуская мотор, чтобы избежать лишнего шума. Они выплыли на открытое пространство: отличные мишени. Эрван забился вглубь лодки, пытаясь стать как можно незаметней. Сальво сидел пригнувшись, будто тащил на спине тучи, не желавшие покидать небосклон.
– Босс, белые, они всегда выкрутятся. А вот мы, как у нас говорят: когда Бог нас создавал, стояла ночь…
Прикончить его на самой середине реки, и течение доделает остальное. Но звук выстрела привлечет взгляды. На самом деле проблема в другом: Эрван не был убийцей с холодной кровью, скорее уж кровь и сжигала его на медленном огне с самого начала путешествия…
– И каков был на самом деле твой план?
– Говорю ж: купить солдат и захватить рудник. Маленький такой спокойный бизнес.
– В этом хаосе? – удивился Эрван.
– Когда-нибудь война прекратится, а у меня будут полны карманы.
К Сальво вернулась уверенность. Каждую фразу он сопровождал гримасой, которая заменяла знаки пунктуации.
– Мой отец тебе заплатил?
– Немного, шеф. Совсем немного. Я просто должен был тебе помогать.
– Помогать или притормаживать?
– Босс, – невольно засмеялся тот, – я делал что мог…
Эрван тоже не сдержал улыбки. Такое ощущение, что в этом сиюсекундном мире каждым мгновением следует наслаждаться во всей его полноте и насыщенности. И наоборот: жизнь здесь была невесома до изумления, как монета, обесценивающаяся с каждой секундой.
– Зачем тебе туда? – опять завел Сальво с тревожным видом.
– Я должен кое с кем встретиться.
– С кем?
По-прежнему скорчившись между сумками и канистрами с горючим, Эрван достал бинокль и вгляделся в противоположный берег: никакого движения. Он различил только сожженные укрепления, вырванные деревья, в клочья исполосованные джунгли. Тутси с их снарядами тоже нанесли немалый ущерб. Под дымящимися руинами он угадывал другую часть Лонтано – бывшие поселения шахтеров, бидонвили, которые, очевидно, лучше сопротивлялись времени и джунглям.
– С Фаустином Муниазерой, – ответил он наконец, опуская бинокль.
– Мефисто? Ты чё удумал? Он шеф Интерахамве!
Небо очистилось, и этот огромный лазурный проем внезапно подействовал на него успокаивающе. Он понял, что согревало ему сердце: читаное-перечитаное досье о происхождении отца. Ужасы детства давали Грегуару то последнее, что Эрван готов был ему предоставить: смягчающие обстоятельства.
67
После разговора с сыном на Морвана напало отупение. Гроза еще не промыла небо, и тучи нагнетали воздух, доводя его температуру до адского уровня. По расчетам Кросса, скоро они будут в Лонтано.
Сказать, что Грегуар узнавал знакомые места, означало бы соврать: на протяжении десятилетий смена времен года покрыла все однообразной растительностью. Справедливый оборот событий: эти джунгли всегда были здесь, до и после краткой иллюзии покорения, которой поддались белые. Некоторым образом чернокожие с их войнами, грабежами и жестокостью были частью непреложного хода природы: ничто не должно было произрастать здесь, кроме этого буйного леса, этой нежной зелени, питающей саму себя.
Шампено… Он шептал это название, по-настоящему не вникая в подробности. Сами слоги вызывали лишь ощущение невнятной сумятицы, сотканной из того зверства, с которым ему пришлось сосуществовать и договариваться (когда успешно, когда не очень) на протяжении всей своей жизни. Но тот факт, что один из его детей смог поднять этот камень и обнаружить те гнусности, которые под ним копошились, причинял боль. Придется ли убить и его тоже? Похоже, он достиг своей предельной точки: всю жизнь он уничтожал все, что могло разбудить прошлое. Теперь и его собственный сын полез туда же, и это означало конец его безумному, душераздирающему стремлению отречься от своих корней.
Пирога по-прежнему плыла вниз по реке. Целая ночь с мотором под задницей – у него уже штаны вибрировали.
«Иридиум» зазвонил в кармане. Эрван? Лоик.
– Ты уже в самолете? – спросил он, сосредоточиваясь на ситуации во Флоренции.
– Нет.
– Я же сказал тебе…
– У меня новости.
