– Говорят, он тама, – перевел Желтая Майка. – Говорят, вчера было много потерь. Мефисто, он ррразъярррен. Плохая мысль идти к…
Мальчишка лет двенадцати, в берете и с «калашом», подошел поближе. Глаза полуприкрыты, лицо изможденное, вид совершенно обдолбанный.
– Парень, – пояснил Сальво, – может нас проводить туда.
– Пошли.
Шахтерский поселок не был так поглощен растительностью, как город напротив, – по всей видимости, здесь жизнь не замирала. Тесные улочки, наспех построенные халупы, мусор на порогах – все напоминало бидонвиль в любом уголке мира.
На Эрвана накатило ощущение нереальности: опереточные воины, увешанные фетишами и амулетами, которые сидели на крылечке подобно бездельничающим торговцам, грязь под ногами, усеянная гильзами и отбросами, запах трупов, смешанный с ароматами природы, молчание выживших, которые больше не слышали ни щебета птиц, ни криков обезьян на верхушках деревьев…
После долгих минут блуждания в лабиринте – по доброй воле в пасть волка – они выбрались на площадь, окруженную лачугами с выцветшими деревянными вывесками.
– Это еще что?
Группа солдат раздвинулась, освобождая обзор тому, кто задал вопрос, – очевидно, Фаустину Муниазере. Мужчина стоял перед доской, положенной на козлы, – его полевой штаб, – с наваленной грудой карт и пивных бутылок.
Вид Мефисто соответствовал его роду занятий: приземистый, в майке и брезентовых штанах, увешанный золотыми побрякушками и амулетами из кости или раковин. Налитые кровью глаза, вся физиономия в шрамах. Точный возраст определить трудно, как минимум лет пятьдесят, что здесь походило на бессмертие. Большинству из его окружения не было и двадцати.
Мефисто был прямой противоположностью Духу Мертвых. Тутси – высокий и тонкий, этот – коренастый и раздавшийся в ширину. У лидера Фронта освобождения профиль был острый, как лезвие дротика, а голова Фаустина круглая, словно из искореженной жести. Первый казался выросшим на равнине, второй – пробившимся из дыры. Оба воплощали собой худшие клише своей этнической группы.
Эрван продолжал двигаться вперед сквозь молчание и враждебность. До Фаустина оставалось всего несколько метров. Никто не подумал разоружить его: он держал дуло своего автомата опущенным, чтобы обозначить свои мирные намерения.
– Чё ему нать, этому мзунгу?
Плохой французский, акцент, глотающий слоги. И в этом плане тоже ничего общего с вождем тутси.
– Я пришел задать тебе несколько вопросов.
Фаустин восхищенно присвистнул. Его глаза были такими красными, что казалось, плавали в соке ростбифа.
– Журналист, чё ль?
– Нет, коп. Из Парижа.
– Шуткуешь, а?
Его рокочущий голос наезжал, как бетономешалка.
– Я пришел с того берега, – продолжил Эрван не дрогнув. – Я рисковал шкурой, чтобы добраться досюда. А теперь мне нужны ответы.
– Про чего?
– Про «Лучезарный Город» и смерть Катрин Фонтана.
Он ожидал взрыва хохота, но черный дьявол озадаченно сдвинул брови. В его вампирских глазах зажегся огонек.
– Ты сын Морвана?
Даже в сердце хаоса его сходство с отцом служило лучшим залогом доверия.
– Старший сын. Я родился в Лонтано.
Мефисто так и не согнал глумливую улыбку с губ. У полкового командира имелось два несомненных козыря: он быстро соображал и умел приспосабливаться.
– Чё ради мне тебе отвечать?
Эрван указал на Сальво и его чемодан:
– Ради бабок Духа Мертвых. Мы их тебе принесли.
– Тутси уже в другом мире.
– Скажем, это его наследство.
Фаустин хохотнул, и его смешок подхватили крикливые обезьяны наверху.
– Ну, бррратец, ты и впррррямь…
Он внезапно замолк: гудение вертолета в небе.
– Понтуазо… – пробормотал Эрван.
Он почти забыл о своем призыве на помощь. Но аппарат не был похож на спасательный. Оборудованный пулеметами и пусковыми установками, он, скорее, предлагал иную формулу: сто процентов разрушения, ноль процентов выживания. «Апаш», вооруженный по самую маковку.
– Белый nkilé! – взвизгнул Мефисто, поднимая глаза.
Он направил свой автомат на Эрвана, который успел только отпрыгнуть и укрыться за Сальво. Первая пуля попала баньямуленге в грудь. Люди Фаустина последовали примеру командира и принялись палить из «калашей» очередями, от бедра. От Сальво и его чемодана полетели ошметки. Эрван просунул свой ствол под мышку Желтой Майке и спустил курок не целясь. В тот же момент вертолет принялся поливать огнем всю поляну, превратив ее в грязевой гейзер.
И как если бы не хватало последнего штриха, чемодан Сальво открылся, выбросив в воняющий порохом воздух тысячи банкнот. Внезапно плюнув на летящие из «апаша» пули, хуту бросились на землю, подбирая полные пригоршни денег.
Эрван отступил и позволил Сальво упасть, не веря глазам своим при виде открывшейся картины: солдаты, ползающие по долларам, грязи и собственной крови, и Фаустин Муниазера, со всех ног улепетывающий в лабиринт шахтерского поселка.
70
Эрван кинулся следом в путаницу хижин и разномастных сараев. Вокруг – ни солдат, ни местных жителей, ни даже раненых. Только улочки, узкие, как канализационные трубы, заваленные покрышками, пластиковыми пакетами, мусором, гильзами… Мефисто несся по ним, как крыса по родной помойке; вместе они были хорошей парочкой – «Takes Two to Tango»
[81], как поется в песне. Эрван по-прежнему сжимал в руке автомат и чувствовал, как рюкзак бьет по спине в ритме бега. Успокаивающее прикосновение: «Иридиум», паспорт, папка…
– Фаустин! – заорал он, но шум вертолета заглушал все звуки.
Уверенный, что Понтуазо явился, чтобы вывезти его, он боялся только одного: как бы канадец не угробил по запарке и командира хуту.
– ФАУСТИН!
Пулеметные очереди присоединились к гулу лопастей. Глава MONUSCO решительно был настроен заполучить шкуру Мефисто. После гибели Духа Мертвых это был лучший способ переместить конфликт в иные миры.
– Фауст…
Новые очереди засвистели между стен. Эрван бросился внутрь лачуги. Он должен заставить Мефисто понять, что именно он, Эрван, является его единственным шансом выжить. Если африканец позволит себя догнать, он спасен: Понтуазо не рискнет ранить человека, за которым прилетел.
Француз высунулся из укрытия и попал под новый град пуль. Интересно, где канонир учился стрелять? Ни следа Фаустина. Эрван и трех шагов не сделал, как еще один залп разнес все вокруг. Он бросился на землю и оглянулся: между строениями перебегали тени. Срань Господня. Верные сподвижники Его Милости открыли на него охоту.
