Это также подтверждается результатами экспериментов. Так, люди обычно оценивают возможные сделки с точки зрения «честности» – набора интуитивных критериев, которые не совпадают с рациональными экономическими моделями. Правда, преподаватели бизнес-школ нередко борются с такими «наивными» представлениями у слушателей, объясняя, насколько они опасны на настоящем рынке.
Тем не менее установка на честность оправдывает себя лишь при наличии определенных условий. Во-первых, люди должны быть готовы наказывать мошенников, невзирая на затраты. А значит, у них должны возникать сильные эмоции, чтобы «перевесить» издержки. Наглядные примеры можно найти во многих повседневных ситуациях. Злость на людей, которые вклиниваются без очереди или занимают парковочные места, не соответствует причиненному ими ущербу. Во-вторых, мы должны возмущаться, если мошенничество не наказывают, даже если нас лично оно не затронуло. Существование «простофиль» угрожает нашей собственной безопасности, поскольку дает почву для мошенничества. А значит, пострадавшие должны наказывать мошенников не только потому, что сами впадают в ярость, но и потому, что остальные возмутятся, если они этого не сделают. Эта эмоция тоже выступает постоянной составляющей человеческого взаимодействия. Человек, вклинивающийся без очереди, вызывает возмущение, даже если вы сами стоите в другой очереди. Благодаря подобным установкам мошенничество превращается в маловыгодную стратегию. Даже если мошенники возникают, легкой добычи, окупающей их поведение, им не видать. Это не гарантирует, что они не появятся. Как мы прекрасно знаем, мошенников и шарлатанов вокруг хватает. Их стратегия оправдывает себя в какой-то мере, но не настолько, чтобы искоренить любое сотрудничество.
[86]
Взгляд на сотрудничество как на проблему не просто рациональную, но и эволюционную позволяет предположить, почему соответствующие установки принимают форму ощущений, а не осмысленной рациональной мотивации. В этом свете гораздо более логичными предстают и многие другие разновидности нравственных ощущений. Чувство вины – наказание, которому мы подвергаем себя за обман, или просто несоответствие провозглашаемым стандартам честного сотрудничества с другими. Кроме того, чувство вины полезно как противовес выгодам от обмана, оно уменьшает искушение смошенничать. Предполагаемое чувство вины служит отрицательным подкреплением, помогающим отмести возможность поступить нечестно, – принципиальная способность для особей, которые постоянно планируют свои поступки и должны оценивать потенциальные выгоды. Благодарность выступает положительным эмоциональным подкреплением, которое ассоциируется с обнаружением готовности к сотрудничеству у остальных, в ситуациях, когда на самом деле возможен был обман. Гордость – положительное подкрепление за сотрудничество, компенсирующее разочарование от упущенной возможности смошенничать. Еще ценнее эти установки становятся в силу того, что наш контроль над их эмоциональным воздействием ограничен.
Общие установки, переменчивые суждения
Возможно, этот небольшой экскурс в эволюцию и психологию нравственных интуитивных установок прояснит нам самые общие свойства человеческой нравственности. Развившиеся в ходе эволюции предрасположенности увязывают определенные эмоциональные состояния с определенными ситуациями социального взаимодействия. Поэтому конкретные этические предписания сильно варьируют от культуры к культуре, но их связь с социальным взаимодействием остается неизменной. О том, насколько человек расположен к сотрудничеству, нам сообщает множество сигналов, однако они зачастую привязаны к определенному укладу. Если перед нами оказывается представитель иной культуры, с иными привычками и языком, нам становится почти не на что опереться в оценках. И наоборот, признаки склонности к сотрудничеству можно продемонстрировать только тому, кто их распознает. Неудивительно, что история племенных обществ во многом сводится к объединению внутри племени и войне с чужаками. Вероятность того, что представители другого племени пойдут на сотрудничество, невелика, учитывая, что они попросту не считывают наши сигналы, а мы не распознаем подаваемые ими. А значит, лучше даже не пытаться с ними кооперироваться.
Связь между нравственностью и социальным взаимодействием отчетливо прослеживается и у детей. Нарушения этических норм, вызывающие отторжение у четырехлетних испытуемых Тюриеля и его коллег, зачастую являют собой поступки, препятствующие сотрудничеству. Детей возмущает хулиганство: например, когда в самый разгар настольной игры соперник расшвыривает все фишки. Однако детям пока не хватает умения распознавать, кто пойдет на сотрудничество, а кто нет. Такую информацию считывать нелегко, поскольку она полностью зависит от контекста. И приспособиться можно, только пережив на собственном опыте достаточное количество разных ситуаций. Мы ругаем детей за отказ делиться игрушками с приехавшим в гости двоюродным братом – при этом дети своими глазами видят, что мы и сами не раздаем свои вещи прохожим на улице. Таким образом, им приходится учиться распознавать и классифицировать разные ситуации социального взаимодействия в конкретной социальной среде.
Не стоит удивляться, что во всех культурах моральные принципы и нравственные установки более чем достойно выглядят в теории («мир – величайшая ценность», «гость священен») и куда менее достойно на практике («давайте нападем на соседнюю деревню», «ограбим этого богатого туриста»). Это не вопиющее двуличие, а следствие ограничений, связанных с демонстрацией надежности и сотрудничеством. В таких ситуациях приходится выбирать между предложением сотрудничества (с риском быть облапошенным) и отказом от него (с риском упустить взаимную выгоду). Поэтому мир ценится в принципе, как абстракция, но его приходится противопоставлять возможной опасности бездействия при наличии агрессивных соседей. Точно так же и с гостем – его берегут тем меньше, чем меньше ожиданий относительно дальнейшего взаимодействия с ним. Представители Запада могут позволить себе морщиться при виде племенной вражды и систематического кумовства, потому что они до определенной степени защищены от этих зол законодательством и другими государственными институтами. Нравственные понятия у враждующих племен и западных пригородов схожи, а вот представления о том, насколько безопасно предлагать сотрудничество незнакомым партнерам, разнятся. Так что, вопреки мудрствованию многих моралистов, «бальзам прекраснодушия» не дефицит, однако расходуется он не бездумно, а в соответствии с определенными принципами.
Обладатели полного доступа к информации и нравственная интуиция
Интуитивные этические установки – составная часть нашей ментальной предрасположенности к социальному взаимодействию. Но почему они связаны с богами, духами и предками? Чтобы разобраться, как эти сущности соотносятся с представлениями о нравственности, давайте вернемся к двум упомянутым выше фактам. Во-первых, наши интуитивные этические установки с раннего возраста подсказывают, что поступки бывают плохими или хорошими сами по себе, независимо от того, кто их рассматривает и с какой точки зрения. Во-вторых, боги, духи и предки, как правило, в ситуациях нравственного выбора и суждений считаются заинтересованной стороной, а не законодателями, диктующими кодексы и правила. Эти два факта – две стороны одного и того же психического процесса.
