– Добилась своего, – вздохнула миссис Дикс, ведя меня обратно в церковь.
– Что ж, – подхватил мистер Дикс, – теперь у тебя нет выбора, в поезд – и в следующий город. Посмотрим, удастся ли тебя хоть там пристроить.
– Я возьму эту девочку, – раздался певучий голос.
Мы огляделись. Церковь была пуста, лишь на передней скамье сидела седая женщина с очень красными щеками и почти прозрачными волосами. Она закашлялась. Это была Генриетта Темпл, жена здешнего преподобного.
– Позвольте этой юной леди пожить у меня какое-то время, – сказала она. – Если я не сумею пристроить ее в Рокфорде, она может вернуться с вами, когда вы поедете обратно.
Это был не самый плохой вариант. Я обрадовалась, что мистер и миссис Дикс уедут без меня. За ними топталось несколько не приглянувшихся никому приютских, и Мэг среди них.
– До свидания, Мэг, – сказала я. – Пиши.
– Обязательно, – кивнула Мэг, но я знала, что писать она не будет.
Когда они удалились, я взяла свой чемодан и побрела за застенчивой миссис Темпл к белому дому на задах церкви. По пути она снова зашлась от кашля, из чего я заключила, что угодила к чахоточной. Миссис Темпл показала мне узкую комнатку рядом с кухней, настоящая роскошь: кровать, умывальник, белые занавески на единственном окне. В самый раз для меня.
– Располагайся. Это твое. Пока ты наша гостья.
– Может, вы приютите и моего брата и мою сестру? – проникновенно спросила я. – Мы можем спать в одной постели, жаловаться не будем.
Миссис Темпл отвела глаза:
– Мы не можем брать всех сирот, с кем сталкиваемся. Как бы мне ни хотелось.
– Ваши дети выросли?
Миссис Темпл печально посмотрела на меня:
– Я всегда мечтала, чтобы в нашей кухне было полно детворы. Но у Бога были другие планы насчет меня.
Знай я миссис Темпл в годы ее юности, то прописала бы ей малиновый чай, и корень черного воронца, и диету с яичными белками, – она недолго оставалась бы бесплодной. Добрая была женщина. Похлопала меня по коленке, принесла стакан с лимонадом, вот только взять меня насовсем она не могла.
В ту ночь, лежа в отдельной комнате, я впервые за всю свою жизнь спала совсем одна под белым пикейным одеялом, завернувшись в мягкую ткань будто мумия. Мне было тринадцать, совсем еще ребенок, и я гнала прочь страхи, закусив большой палец.
Глава пятая
Сердце мое сделалось как воск
На следующее утро миссис Темпл положила передо мной на кухонный стол толстую книгу:
– Книга Псалмов. Переписывай. Можешь начать где хочешь. Одну страницу. Вот тебе карандаш и бумага.
Я принялась усердно перерисовывать буквы, миссис Темпл штопала носки и кашляла. Невдомек ей было, что у меня за плечами всего-то ничего в школе и моя учеба закончились со смертью отца, принудившей нас просить милостыню.
– Почитай вслух.
– Я пролился, как вода, – читала я, запинаясь, – все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои
[17].
– Продолжай.
– Спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня
[18].
– Очень хорошо.
– А что произошло? При чем здесь псы? – Вся эта история меня очень заинтересовала.
Она улыбнулась:
– Это псалом Давидов. Человека травят, преследуют и вынуждают бежать в пустыню. Перепиши весь стих.
У человека, которого преследуют, много общего со мной, но переписывание – нудная и тяжелая работа, а миссис Темпл была хоть и доброй, но строгой. Когда я закончила, грифель в карандаше сточился.
– Принимая во внимание постигшие тебя невзгоды и лишения, – сказала миссис Темпл, – ученица из тебя неплохая.
Я покраснела от гордости.
– Когда я смогу повидать свою сестру Датч и брата Джо?
– В воскресенье миссис Троу придет в церковь с мальчиком. Эмброзы, семья твоей сестры, тоже регулярно посещают храм.
– Они не ее семья. Мы не сироты.
– Понимаю, милая, – сказала миссис Темпл. Но она ничего не понимала.
Всю неделю она вдалбливала в меня правописание и чтение, расчесывала мне волосы, хвалила, учила ремеслу модистки. Мы вместе пели «Соберемся у реки». В воскресенье она повязала мне волосы широкой белой лентой, соорудив фигуру, напоминающую уши кролика.
– О, какая же ты хорошенькая!
Под ручку мы направились в церковь. Я в нетерпении прыгала через ступеньку, надеясь, что сейчас увижу брата с сестрой.
Датч прибыла совсем чужая – в новом платье, с волосами, скрученными в спиральки.
– Экси! – радостно выкрикнула она. – Я по тебе скучаю.
– Что ты сделала со своими волосами?
– Мама накручивает их завивочным утюжком.
Ткни мне этим своим утюжком в глаз, предательница. Назвать эту ломаку мамой!
– У меня своя комната, – трещала Датч, – и кукла со стеклянными глазами, и музыкальная шкатулка, которая играет «Ах, мой милый Августин». Вчера вечером мы делали мороженое!
В моем сердце проросли зеленые водоросли зависти.
– Мы с Джо навестили бы тебя, чтобы попробовать энто, – вздохнула я.
– Ты имеешь в виду ЭТО, – прервал меня женский голос. – Уж никак не ЭНТО. – За спиной возникла улыбающаяся миссис Эмброз. – Датч, милая, – холодно сказала она, – вот ты и нашла Экси Малдун.
– Можно сестра и наш Джо придут на мороженое? – спросила Датч. – Мы не причиним вам неудобствов.
– Мы не причиним вам НЕУДОБСТВ, Датч, милая, – пропела голубоглазая красавица.
– Да знаю я! – выкрикнула сестрица. – Мы не причиним вам неудобствов, приходи после церкви, Экси!
Эмброзиха встревоженно сморщилась.
– Нет, я просто тебя поправляла и вовсе не предлагала… Но мы уже заметили Джо. С другой стороны двора к нам приближалась Лакричная с нашим мальчуганом на руках. Она словно демонстрировала свое приобретение публике.
– Джо!
Мы бегом кинулись к нему, но Джо, увидев нас, прижался к Лакричной и спрятал лицо у нее на груди. Я протянула руки, чтобы взять его, но он только крепче прижался к Лакричной.
– Джо, – сказала я. – Жил-был у бабушки серенький козлик…
Мне пришлось пропеть чуть ли не всю песенку, пока Джо не соизволил посмотреть на меня и улыбнуться.
