– Я тебя встречайт через полчайса на улица.
Они направились в отдел головных уборов и скоро исчезли в толпе.
В магазине пахло сиренью и деньгами. Я никак не могла справиться с ошеломлением. В зеркале, оправленном в золотую раму, я увидела свое серое лицо, острый подбородок, черные непослушные волосы и голубые глаза. Прыщавый подросток остался в прошлом, я смотрела на робкую девушку, готовую вот-вот потерять сознание от всего этого великолепия. Я подошла к витрине с фарфором, взяла крошечную изысканную чашку в миниатюрных розочках и с золотым ободком. Поставила на место и взяла другую – с незабудками.
– Мисс! – раздался голос. – Не трогайте товар! Сверкающие маленькие глазки приказчика ясно указали мне на мое место. Я попятилась:
– Хочу и трогаю. Вам-то что? Или я не покупатель?
– Нет, мисс, не про вас это. – Он взял меня за локоть и повел к двери.
– Пусти! – вырывалась я. – Убери свои лапы!
И в самый разгар этой унизительной сцены я вдруг услышала свое имя.
– Экси! Экси Малдун! – Голос был мужской.
Парень лет двадцати, хорошо сложенный. Брюки узкие, по моде, пиджак в клетку, с квадратными плечами, сидит идеально. Белый воротничок, манжеты. Картину дополняли роскошные усы и длинные темные волосы, закрывающие уши. В руке шляпа цвета ржавчины. Самоуверенная манера держаться была мне знакома, как и этот озорной взгляд. Я знала его. Бульдог Чарли.
– Мисс Малдун, – еще раз повторил Чарли.
Да, точно он: чуточку кривые зубы, прожигающий насквозь взгляд.
– Чарли? – выдохнула я. – Это ты.
– Да уж не Эйб Линкольн.
– Пройдемте, мисс, – подал голос приказчик.
– Мои извинения, мистер. – Чарли поклонился элегантно и взял меня под руку: – Моя сестра немножко слаба на голову. У нее припадки и деменция. И еще у нее кровь не в порядке, из-за этого она иногда ну совсем дурочкой делается. Вы уж поосторожнее, сэр, не то накинется.
Я скорчила придурковатую рожу.
– Она взяла товар в руки, – запыхтел приказчик, – хотя не собиралась его покупать.
– Но она же не желала никому ничего дурного, – ворковал Чарли. – Просто любит все блестящее, уж такая она, бедняжка наша. Сами знаете, какие эти женщины. Все им хвать да хвать. Ничего не могут с собой поделать. Давайте я провожу ее.
Я сладко улыбнулась раздосадованному приказчику, и он нехотя удалился. Мы с Чарли с трудом продрались сквозь толпу и вышли на улицу. Чарли смотрел на меня так, словно я явилась прямиком с Луны.
– Значит, – сказала я, – твоя сестра, да?
– Сходство есть, – ухмыльнулся Чарли. – Вполне сойдешь.
– Размечтался, Чарли Бульдог.
– Ты, как посмотрю, совсем не изменилась, Экси Малдун.
– Изменилась. Я теперь баронесса.
– О, ваше высочество, видели бы вы свое лицо, когда этот болван посмел схватить вас. Как роза, такое же красное. – Он рассмеялся.
– Ты бы на себя посмотрел. Сразу ясно, что врешь.
– Вообще-то по большому счету я вру лишь по воскресеньям. На Библии. Только что-то давненько не приходилось этим заниматься. С тех пор как у меня есть кровать в пансионе миссис Шихан на Шестой авеню. Ничего устроился, да?
– Неплохо для сиротки. Но где ты пропадал все это время?
– Сплавлялся по Нилу. Был на Стэйтен-Айленде
[43]. Любовался Парижем в весеннем цвету. А ты?
– Не на Черри-стрит.
– Это я знаю. Я там был, тебя разыскивал. Через год примерно.
Значит, объявился все-таки. Хоть вишни и не цвели.
– Этот Даффи рассказал мне про твою маму, – продолжал Чарли. Он взял меня за запястье, и у меня по всему телу побежали мурашки. Ладони у Чарли загрубевшие, под ногтями чернота. – Мне очень жаль.
– Спасибо.
Мы стояли на тротуаре, словно камни в ручье, поток пешеходов обтекал нас с двух сторон.
– А ты прямо розой стала, мисс Экси Малдун. Красной розой. С такими-то красными щеками.
Левый уголок его рта пополз вверх в знакомой кривой улыбке.
– Меня теперь зовут Энн, – произнесла я надменно.
– Ага.
И он затянул песню «Энни Лори»
[44], рука с шляпой прижата к сердцу, глаза хитрые.
Лоб ее белее снега, лебединая шея тонка, лицо как солнце…
Я смущенно отвернулась.
– Должен признаться, – сказал Чарли, прекращая петь, – когда этот козел сцапал тебя, я сперва тебя не признал, но потом понял: да это же та сиротка-трусишка, которая во дни моей туманной юности испугалась встать на крыше поезда.
– Только дурак вроде тебя разгуливает по крыше несущегося поезда.
– Время не сделало из тебя леди, как погляжу.
– Из тебя оно леди тоже не сотворило.
– Оно сотворило из меня джентльмена.
– Да ну?
– Ага, я работаю наборщиком в «Гералд». – И он сунул мне под нос свои перепачканные чем-то черным ладони: – Все буквы алфавита на моих пальцах. Все истории мира. Я набираю пять строк в минуту, тысячи строк в час.
– Значит, ты большой человек?
– Да уж не чистильщик сапог. – Злая искорка полыхнула в его глазах при этих словах. – А вы, мисс Малдун из Готэма? Вы-то королева?
– Ассистент доктора на Чатем-стрит!
– Ты врач?!
– Нет. Ассистент врача.
– Ассистент. Прижимаешь беднягу к полу, пока коновалы отпиливают ему ногу?
– Именно. Успокаиваю пациентов с помощью раскаленной кочерги.
– Как я и подозревал, ты бессердечная, Экси. Ты хоть один шов в жизни наложила? Хоть издали видела вырванный зуб? Вскрыла абсцесс?
– Что видела, то и видела! – огрызнулась я, не собираясь посвящать его в подробности.
– Ассистент доктора! – Во взгляде Чарли угадывалось уважение. – Кто бы мог подумать? Иллинойс остался далеко.
– Не говори при мне об Иллинойсе.
– А помнишь, как мы сбежали?
– Жаль, никто больше с нами не сбежал.
Он замолчал, и по выражению его лица я поняла: он знает, о ком я. Чарли снова криво ухмыльнулся, протянул руку и достал у меня из уха пенни.
– Как ты это делаешь?
– Магия. Смотри внимательно.
