Его взору открылся огромный зал. Убранство этого зала было еще более роскошно, чем в той комнате, где он пребывал недавно. Всюду блистали жирандоли
[25], отражаясь в блестящем мозаичном паркете, старинные портреты неизвестных господ в массивных бронзовых рамах украшали стены, обтянутые голубым шелком. Возле высоких окон с позолоченными, витыми решетками, примостилась пара темно-синих роскошных диванов, типа канапе
[26],три мягкие банкетки и несколько стульев с высокими спинками. В углу располагался изразцовый камин, блики огня танцевали на черной, лакированной поверхности старого фламандского клавесина. Но главным было другое. За клавесином сидел строгий пожилой мужчина в мантии и светлом парике. Он играл инструментальную сюиту, напоминающую своими аккордами торжественную павану
[27] «Belle qui tiens ma vie»
[28]. На пюпитре покоились открытые ноты, длинная, тонкая указка лежала рядом. Это был учитель танцев. Недалеко от него стояли ученицы, их было семь или восемь… Но какие! Это были – юные, прехорошенькие девушки, почти девочки в нарядных платьях и белых, припудренных паричках. На свежих щечках играл розовый румянец, большие, распахнутые глаза блестели от бликов каминного огня. А может, девушек так вдохновляла музыка. Музыка и впрямь была необыкновенной. Учитель, прикрыв усталые глаза, медленно перебирал пальцами по клавишам – девушки, затаив дыхание, слушали. Потом он перестал играть и сказал им что-то по-французски, Владимир не расслышал, что именно. Но девушки встрепенулись, встали парами и принялись разучивать сложные танцевальные па. Учитель ходил меж ними, строгий взор следил за правильной осанкой учениц. Старые руки учителя то и дело поправляли тоненькие ручки своих подопечных, указка постукивала по узким, изящным спинкам. Шел урок танцев. Владимир долго стоял, не в силах оторвать взгляда от столь юных и грациозных созданий. Хорошо, что его никто не заметил. Он постоял еще немного и покинул эту комнату.
В другой комнате он обнаружил несколько танцевальных пар довольно зрелых дам и кавалеров. Они танцевали менуэт. Невидимый оркестр играл красивую мелодию. Все дамы и кавалеры были одеты в изысканные шелковые с гипюром костюмы, которые носили при Версальском дворе, их головы покрывали напудренные парики, в шляпах пружинисто пестрели разноцветные эгреты
[29]. Так роскошно и куртуазно могли выглядеть лишь вельможи самого короля. Движения танцующих отличались необыкновенной слаженностью, плавными линиями и жеманной манерностью. Дамы изящно делали плие, кавалеры снимали шляпы, производя ими в воздухе замысловатые пируэты. Затем танцующие церемонно кланялись друг другу – их лица выражали особую торжественность. Дамы проходили вперед и в бок, шурша мощными шелковыми юбками. Сие пышное действо напоминало королевский балет или спектакль.
Этот зал блистал еще сильнее двух предыдущих. На мраморных постаментах возвышались фарфоровые вазы, полные охапками белых и пурпурных роз. Розы источали дурманящий аромат. Возле дверей, словно неподвижные истуканы, стояли чернокожие слуги. Другие лакеи находились в глубине зала, на их руках покоились подносы с фужерами и бутылками темного вина. Сбоку от танцующих красовался овальный перламутровый стол, уставленный воздушными пирожными, вазами с фруктами и тарелками с яркими закусками – то были оранжевые креветки и омары в гирляндах кремовых и фисташковых розеток.
«Что это? Бал? Кто эти люди? Это гости мадам Лагранж? Но где же она сама?» – рассеянно рассуждал Владимир, глядя на пеструю вереницу жеманных господ.
Он покинул и эту комнату. Странным было то, что на него никто не обращал внимания, будто он стал невидимкой.
Другая открытая комната была чуть меньше. Она скорее напоминала учебный класс. За ученическим столом сидели двое юношей, лет семнадцати или восемнадцати, и записывали что-то в тетради. Напротив, на небольшом возвышении, находился стол учителя. На нем расположились голландский глобус, старинный микроскоп, потемневшие от времени, толстые книги в кожаных переплетах, стеклянные колбы с неизвестным содержимым, валялось множество заточенных гусиных перьев. Раскорячив короткие когтистые лапки и приоткрыв узкую зубастую пасть, сбоку от стола, на специальном постаменте, стояло чучело довольно крупного, желтобрюхого, нильского крокодила.
На стене висели гравюры, изображавшие странные металлические механизмы и огромных насекомых в разрезе. Учитель стоял спиной к ученикам. Твердая рука чертила мелом геометрические фигуры и цифры. Ученики смотрели на доску и, высунув от усердия розовые языки, записывали в тетради научные знания. Учитель повернулся. Владимир смог хорошенько рассмотреть его четкий, немного хищный профиль, уголки опущенных узких губ, волевой подбородок. На вид ему было около сорока лет.
Владимир пошел дальше. Он не стал более заглядывать в боковые комнаты, его потянуло к той, что находилась в самом конце этого странного коридора. Она была плотно закрыта. Он подошел к двери, душу охватило странное волнение. Постояв пару минут, Махнев решительно взялся за ручку.
Глава 3
«Надо же, какие длинные ноги… и цвет кожи – le café au lait – «кофе с молоком». Кто это – мурин
[30], араб или мулат? Но, до чего красив! А она? Она – королева…» – думал Владимир спустя несколько минут.
Он распахнул последнюю дверь. И увидел нечто, что сильно поразило его воображение. Пред ним открылся огромный зал. Цвет стен, мебели, тяжелых бархатных портьер переливался нежно сиреневыми и лиловыми оттенками, сгущаясь по углам в темно-синий кобальт. Свет множества свечей был столь ярок, что напоминал целое пожарище холодного огня – мягкие, но яркие лучи не просто светились, они слегка люминесцировали, делая воздух густым и дымчато-перламутровым.
Посередине этого огромного зала стояла широкая кровать, заправленная белоснежным шелковым бельем. У этой кровати была одна – задняя полированная, инкрустированная змеевидным узором, спинка. Все остальное пространство оставалось свободным. Благодарному зрителю открылось великолепное, торжественное, ярко-бесстыдное таинство…
