– Ты думаешь, утерпят? – озабоченно спросил Виктор.
Владимир пожал плечами. Ему опять вспомнилась русалка Глаша. Он смотрел на Виктора, но мысли его были далеки – тянуло в сторону озера в знакомые, как ему казалось, объятия.
– Ты понимаешь, им трудно устоять: по лесу столько баб аппетитных шастает. Ладно бы – по грибы просто ходили. Так нет – они так и норовят донага раздеться. А потом еще жалуются, – прервал его фантазии демон.
– Так все напасти от баб! – глубокомысленно изрек Владимир.
– Ты полагаешь?
– Конечно от них! Я вот помню, у себя в усадьбе на покосе… – начал было он, но тут же запнулся и умолк. Его взгляд был устремлен в сторону поляны.
Мимо них пробежал субтильный миловидный мужчина со светлыми, льняными волосами, одетый в шелковый голубой камзол. В одной руке он удерживал небольшой табурет, в другой торчал моток веревки. Лицо мужчины покрывала аристократическая бледность. Длинный нос, печально опущенные уголки тонких губ, заплаканные глаза – все это создавало странное сходство с театральным персонажем Пьеро.
– А вот и господин Печенкин. Легок на помине, – улыбаясь, молвил Виктор, – сейчас вешаться будет.
– Как, вешаться? – Владимир посмотрел на Виктора.
Стройный господин махнул через поляну, прямо к толстоствольной, чуть серебристой березе, приставил к дереву табурет, заплаканные глаза отыскали ветку потолще. Ловкие пальцы в считанные минуты закрепили петлю. Печенкин встал на табурет и скорбно посмотрел на демона и Владимира.
– Виктор, вы его не остановите? – взволновано спросил Владимир. – Он сейчас лишит себя жизни.
– Неа… не остановлю, – вальяжно процедил Виктор. Он наклонился, нашарил в траве крупный гриб и, смачно откусив шляпку, принялся его с хрустом жевать.
– Ну, так как же? – пробормотал Владимир и чуть не рванулся, чтобы спасать тщедушного Печенкина. – Месье, не надо! Я уверяю Вас – нет такой причины…
– Стоять! – приказал Виктор. – Не спеши. Сейчас посмотришь еще одну комедию.
Печенкин тем временем накинул петлю на тонкую шею, всхлипнул, гордо поднял голову – прощальный взгляд коснулся верхушек деревьев и края серого неба. Спустя мгновение стройные ноги, облаченные в узкие серые панталоны, оттолкнули деревянный табурет. Печенкин вскрикнул, словно раненный журавль, дернулся всем телом и… повис на веревке. Лицо несчастного посинело, глаза остекленели, язык вывалился изо рта, ткань панталонов потемнела в области паха, и что-то закапало в траву. – Печенкин обмочился. Зрелище было из малоприятных. Владимир отвернул лицо. Прошла пара минут.
Позади он услышал хруст ветки и сильный удар. Владимир обернулся. Березовая ветка, на которой висел тщедушный, мертвый господин обломилась – несчастный грузно свалился на землю. Владимир покосился на его сизое лицо. Оно было мертвым.
– Гляди, Володя, как этот гаер валяет комедию. Я не удивляюсь, что сатиры надругались над ним. Грех не надругаться над дураком. Фу! И пахнет-то дурно…
– Но, как же… Он реально умер. Вон и не дышит уже. А язык… Я смотреть не могу.
– Ну, о твоей изнеженности я осведомлен. Только смею тебя уверить – Печенкин ломает эту комедию каждую неделю на протяжении уже двух веков. Ты сам подумай: можно ли лишить себя того, чего тебя уже давно лишили? Я о жизни говорю… – Виктор сорвал еще один гриб, похожий на мухомор, и с аппетитом схрумкал и его. Затем он отряхнул руки и медленно подошел к мертвому Печенкину. Носок лыкового лаптя пошевелил мертвое плечо.
– Осип Аполлонович, хватит валять дурака. Вставайте, милейший, и познакомьтесь с Владимиром Ивановичем. Падаете, ломаете ветки на моих коллекционных деревьях, корчите из себя удавленника. Вы – не самоубийца и попали сюда не с этим делом. Мне могут когда-нибудь надоесть все ваши мелодраматические экзерсисы, я не выдержу и отправлю вас на этажи к самоубийцам. Там у вас быстро желание сие отобьют на веки вечные. А то вешается – новичков пугает и козлоногим повод дает, мужеложством заняться. Ну как такого несчастного не сделать еще более несчастным? Вова, они с ним славно забавлялись и до повешенья и после. А он все ходит и ходит… Видать, понравилось? А, Осип Аполлонович, понравилось? Печенкин, тебе мало твоей фурии? А на прошлой неделе до того заигрался, что пролежал здесь трупом три дня, завонял, и падальщиков привлек из соседних лесов.
Труп пошевелился, выпавший язык спрятался за ровными зубами, лицо из синего приобрело свой прежний, бледный вид. Печенкин всхлипнул, приподнял голову, мутные глаза уставились на демона.
– Не надо меня на нижние этажи, – жалостливым голосом пропел горемыка. – Я постараюсь более не делать этого, – худые пальцы, покрытые свежими царапинами, освободили шею от веревки, Печенкин нехотя поднялся с земли. – Меня зовут Осипом Аполлоновичем, – промямлил несчастный и протянул Владимиру грязную, мокрую ладонь.
– Владимир Иванович Махнев, – представился наш герой, но руки не подал, а лишь брезгливо поморщился.
– Ну, что ж господа, вот и познакомились! А насчет ваших посулов, что не будете вешаться, так в том у меня большие сомнения имеются. Здесь как в поговорке: «зарекалась свинья в огород не ходить», – промолвил Виктор. – А что, господин Печенкин, не угодно ли вам пригласить нас к себе домой на рюмку рома? Владимир Иванович хотел бы познакомиться с вашей прекрасной женушкой. Правда, Вова? – Виктор повысил голос и заговорчески подмигнул Владимиру.
– Да я, если честно, хотел уже отправиться домой. Столько впечатлений, я что-то подустал немного, – нерешительно ответил Владимир. Его не оставляла навязчивая идея: броситься втихаря к лесному озеру и разыскать Глашу.
– Ничего, у Печенкина посидишь в гостях, выпьешь, расслабишься – куда и усталость пройдет. Ведь пройдет, правда же, господин Печенкин.
– Да, пройдет, – промямлил Осип Аполлонович. – Господин Махнев, я приглашаю вас к себе. Я недалеко живу. Мы славно посидим. Я познакомлю вас с моей женой Кларой. Проговорив это, он вернулся к березе за табуретом и веревкой.
– Я думаю, что Клара будет нам рада! – уверенно проговорил демон, и троица решительно зашагала из леса.
Их путь лежал теперь не мимо лавандовых полей, к ним они не вернулись. Осип Аполлонович повел спутников немного влево. Они шли по ровной лесной дорожке, мимо кустов орешника и старых, раскидистых платанов. Среди платанов колючими свечками стояли вечнозеленые кипарисы. В корявых стволах многовековых деревьев мелькали чьи-то бледно-зеленые лики.
– Это – дриады, – пояснил Виктор. – Они прячутся в крупных деревьях. Предпочитают дубы, ивы, платаны, акации. Но самое излюбленное их дерево – это секвойя. Я для этих бледнолицых красавиц с южного края целую рощу посадил. Смотри-ка – видать, рощи-то мало, раз они сюда пробрались. Надо расширять лесную и лесопарковую зону.
– Они сюда перебрались из-за лешиев и сатиров, – вяло возразил Печенкин.
– Еще чего? Они же почти не слазят с деревьев: зачем им сатиры? Да и буйства темперамента я что-то не наблюдал за ними. Питаются листочками, да орешками – откуда плотской тяге взяться? – усомнился Виктор.
