– Они-то не слазят, зато к ним некоторые «рогатые и волосатые» хорошо лазают, – ехидно проворчал Печенкин. – Я даже видел пару раз как «рогатые» почти насильно поили дриаду горячей кровью и угощали мясом ягненка, – тоном ябеды сообщил Печенкин.
– Ах, так! – разозлился Виктор. – Ну, я им всыплю. Кастрирую двоих – остальные быстро хвосты прижмут. А то разгулялись не на шутку – даже невинных дриад, моих нежных девочек начали совращать.
– Это дриады-то невинные? – тихо возмутился Печенкин. – Да они хоть кого изведут – все соки высосут…
Владимир слушал этот диалог и с неприязнью косился на Осипа Аполлоновича. Он не любил шпионов и ябед. А у Печенкина, наоборот, как ни странно, улучшилось настроение. Он бодро шагал к собственному дому. Вскоре тропинка стала еще шире, и путники оказались перед невысоким кованым забором. За ним шел ухоженный фруктовый сад и пара больших цветочных клумб. Сам дом был построен из серого камня, имел два этажа, удобную мансарду и светлую террасу.
Послышался цокот каблучков, откуда-то, из-за неплотно прикрытой двери, выходящей на террасу, раздался нежный женский голосок: «Ося, это ты? Ты вернулся, мой дорогой?»
Ося помрачнел, втянул голову в плечи и ответил нараспев: «Да, Кларсончик, это я. Я не один. Со мной гости».
На террасу вышла дама. Это была смуглая, плотная брюнетка с миловидным лицом. Черные роскошные волосы, собранные в высокую прическу спереди и распущенные сзади, тяжелыми локонами украшали некрупную породистую голову. Карие распахнутые глаза, обрамленные бархатными ресницами, смотрели смело и радостно, тонкий нос венчался чуть подрагивающими, резко очерченными ноздрями, ниже шли пухлые чувственные губы. Над верхней губой, как это часто бывает у брюнеток, темнел нежный пушок. Светлое кружевное платье с открытым лифом и тугим корсетом плотно обтягивало пышные формы женщины. Аппетитная смуглая грудь лежала натянутыми сверх меры холмами и вздымалась при дыхании.
– Батюшки, кто к нам пожаловал! Виктор, как я рада вас видеть, – проворковала дамочка грудным голосом и, подойдя к магистру, протянула две полные ручки для поцелуя. – Представьте мне вашего спутника. Какой приятный мужчина, – шоколадные глазищи с любопытством и восхищением рассматривали Владимира.
– Познакомьтесь, Клара. Это господин Махнев. Он прибыл к нам совсем недавно. Я делаю ему экскурсию по нашим краям, – проговорил Виктор и по-хозяйски прошел на террасу. Виктор снял соломенную шляпу и забросил ее куда-то в угол, затем он плюхнулся в широкое плетеное кресло, выпрямил длинные ноги, рука потянулась к лежащей на столе, книге. Ленивый взгляд прошелся по названию «Жестокая любовь», изящные пальцы перевернули страницы, на губах появилась блуждающая усмешка. Демон сделал вид, что увлекся чтением.
– Меня зовут Владимир Иванович, – представился Владимир и приосанился.
– Я польщена. А меня зовут Кларисса Феофановна. Но для своих, я просто – Клара, – проворковала брюнетка. – Вы себе представить не можете, Володенька… Можно, я буду вас так называть? Так вот, вы себе не представляете, насколько я рада нашему знакомству. Вы – такой видный и приятный мужчина. Я бы сказала больше: вы просто редкостный красавец…
– Клара, не начинай. Не надо смущать нашего гостя, – робко перебил ее супруг. Он сидел в другом плетеном кресле и уныло рассматривал ногти на руках.
– Ах Ося, помолчи. Когда придет твой черед, тогда и скажешь или прокричишь. А сейчас пойди переоденься. От тебя опять разит несносно, – зловеще хохотнула хозяйка. Осип же беспомощно посмотрел на свою жену, заморгал белесыми ресницами, и без того красные его глаза снова увлажнились.
«И чем она так его изводит? – рассуждал про себя Владимир. – У бедняги все время глаза на мокром месте. Похоже, он болен неврастенией».
– Ну, хватит, – поднялся Виктор, – Кларисса, накрывай на стол. Я что-то проголодался на свежем воздухе. А Владимир Иванович и подавно. Какой день уже постится репкой, да бананами. Правда, Володя?
– Как так постится? Такой красивый мужчина не может голодать. Такому мужчине надобно много сил, – проворковала Клара.
– Если честно, я бы перекусил немного, – нерешительно отозвался Владимир и покосился на Виктора. При мыслях о еде, его желудок свирепо заурчал.
– Сию минуту, – ласково молвила хозяйка, – обед не заставит вас ждать слишком долго.
И действительно, спустя короткое время из гостиной потянуло ароматом свежего мяса, печеного хлеба, пряженцами и жареным луком.
– Милости прошу, дорогие гости! – торжественно произнесла мадам Печенкина и распахнула дубовые двери. Откуда-то из глубины дома вернулся переодетый и чисто умытый господин Печенкин. Теперь он был одет в нелепый сюртук брусничного оттенка.
Гостиная, находящаяся на первом этаже, была уставлена парчовой и бархатной итальянской мебелью конца 18 века, оттенка шамуа
[73]. В камине потрескивал огонь. Живописные полотна украшали желтые, обтянутые шелком, стены. Жилище Печенкиных выглядело очень уютно. Но главным было другое – посередине комнаты стоял огромный стол, покрытый белой, кружевной, крахмальной скатертью. Во главе стола высилась голубая фарфоровая ваза с охапкой ярких цветов. Более всего среди них выделялись головки алых маков, ромашек и васильков. Вокруг вазы разместилось множество различных блюд и кувшинов с душистыми винами. Но что это были за блюда! «Сколько же должно пройти времени, чтобы я научился заказывать себе нечто подобное? – с чувством легкой зависти подумал Владимир, – отчего в моем доме только репка и сухарики на столе?».
Карамельной желтизной отливали жареные с чесноком цыплята; в чугунной гусятнице томились куски тушеного с капустой гуся; бараньи ноги, обложенные запеченным картофелем с россыпью базилика и укропа, покоились на большом серебряном блюде; малосольная семга, распластанная розоватым веером, лоснилась от жира; печеные пирожки и тминные булочки источали такой аромат, что Владимир чуть не упал в обморок. Пестрели иноземными этикетками дорогие вина: португальская мадера и рубиновый портвейн; французская, сладкая как любовь, люнель; пахнущий горячим миндалем, иллирийский вишневый мараскин; столь любимое Алексеем Михайловичем
[74] мадьярское токайское; согретое солнцем и заботой старого винодела, бургундское пенистое.
В довершении всего хозяйка поднесла блюдо с красными хвостатыми омарами, их продолговатые, раздвоенные клешни свешивались через край. Они казались живыми – темные, блестящие глазки смотрели с легкой укоризной на незваных гостей. Один из омаров приподнял маленькую усатую мордочку и грустно вздохнул. Владимир зажмурил глаза и снова открыл – наваждение пропало. Изящные ручки Клары расставили на столе два хрустальных судка с холодной зернистой икрой и масленку, полную желтым сливочным маслом.
