Сон пропал, он нервно заходил по комнате.
– Русалка! – вспомнил он. – Там на берегу озера меня ждет русалка Глаша. И мне все равно: она это или нет. Но я принесу ее домой и сделаю ей ножки. А потом… – он старался не думать, что будет потом. При мыслях о «потом» его приап вставал так, что становилось больно.
Владимир бодро подошел к окну – на небе сияла такая огромная луна, что было видно каждую травинку и каждый куст. Лунный лик походил на гигантский круг ноздреватого желтого сыра. Владимир почувствовал прилив душевных и физических сил. Он наскоро оделся и выбежал во двор. Горгульи не спали – они лежали возле крыльца и ласково мяукали, осклабив внушительного вида зубы.
– Я рад вас видеть, милые крошки! – прокричал он.
Горгульи замахали хвостиками и стали ласкаться к ногам хозяина.
– Погодите, очень скоро я приведу в этот дом хозяйку. А что? Если я не женился при жизни, то почему бы мне не жениться теперь? Всё не так одиноко, как одному. Вон и у Печенкина есть жена, – Владимир хохотнул, – хотя, чем иметь такую, то лучше всю жизнь прожить холостяком! А Глашенька, она – ласковая и кроткая. Она и за домом и за хозяйством присмотрит. Может, и еда у нее получится лучше, чем моя… Все же женщина, как-никак. А я смотрю: здесь без бабы не прожить.
Владимир разговаривал с горгульями. Те преданно смотрели на хозяина, навострив ушки, и внимали каждому его слову. Владимир хотел уже отправиться в дорогу, но остановился.
– Маленькие, вы голодаете вместе со мной? Видите, какой непутевый из меня хозяин получился. Знаете, что? Я сейчас сосредоточусь и попрошу вам…, например, рыбки. Вы любите рыбку?
Горгульи еще сильнее замахали хвостиками. Владимир сосредоточился и… о чудо! Откуда-то сверху упало объемистое деревянное корыто, полное карасей и жирных блестящих карпов.
– Ну вот, так-то лучше! – восторгу Владимира не было предела. – Кушайте, милые киски!
Он бодро выскочил за ворота и зашагал по дороге в сторону леса. Позади раздалось благодарное чавканье и мерное урчание двух счастливых существ. Горгульи уплетали рыбку.
Владимир шел по дороге и все также любовался диковинными деревьями. Лунный свет серебрил глянцевые листья. Казалось, что на деревья и кусты плеснули толстый слой перламутровой краски – все вокруг сверкало и переливалось, источая нежное, лазоревое и неоновое свечение. Он явственно услышал чьи-то вздохи. Присмотрелся – на одном из магнолиевых кустов, сложив огромные припудренные крылья, сидела гигантская бабочка. Но до чего же она была красива – лимонный тон крылышек перемежался с алыми вкраплениями ввиде причудливых глазков, черные усики нервно дрожали. У бабочки было лицо. И еще какое! Это был женский лик. Она была копией Тициановской Венеры Урбинской. Светлые волнистые локоны обрамляли нежное лицо, по прекрасным фарфоровым щечкам катились слезы.
– Что с вами, мадам? – робко спросил Владимир, наклоняясь к бабочке. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Ах, сударь, скорее нет, – вздохнула она. – Мой жених Робертино бросил меня…
– Как же так? Вы столь прекрасны…
– Я прекрасна, но коварству мужчин нет предела. Я отдалась ему ранее срока, и он покинул меня, посчитав легкомысленной, – она зарыдала еще громче.
Владимир с сочувствием и внутренним восхищением рассматривал ночную летунью и не знал: чем ей помочь. Она еще раз всхлипнула и изящно взмахнула огромными крыльями – перед глазами Владимира мелькнула яркая радуга тропически сочных оттенков. Он не видел таких причудливых расцветок у земных бабочек. На прощанье бабочка кротко посмотрела на Владимира и скрылась в густой синеющей темноте.
Он постоял еще немного и двинулся дальше. Позади послышались шаги – захрустел гравий. Владимир оглянулся – поблизости никого не было. Он снова пошел вперед – шаги прозвучали явственней. Он вспомнил. В тот день, по дороге к Полин, с ним происходили эти нелепые странности. Тот, кто шел позади, остановился и снова бесцеремонно толкнул Владимира чем-то мохнатым – Владимир не удержал равновесия и шлепнулся на дорогу. Раздался грубый мужской смешок, а вслед за ним и женское ядовитое хихиканье. Владимиру стало не по себе.
– Глянь-ка, погулять поперси, – произнес насмешливый женский голосок.
– Пущай гуляет, пока гуляется. Он догуляется до фонарей под глазами, – встрял мужской и утробно загоготал.
– А может, и вовсе сгинет. Леса-то у нас – гиблыеееее. Глядишь, кто-нибудь и сожрет по дороге, – захихикала невидимая спутница мохнолапого. – Шел бы ты, милай, домой подобру-поздорову и отсыпался… Дуй баеньки, Казанова нижегородский!
– А пусть себе тащится. Наше дело – предупредить. Он же – упертый, настырный чОрт! – хрипло отозвался «шерстистый бок».
– И то верно! Пойдем, Гриша.
Невидимые создания обогнули Владимира. Он вывернул шею, рассматривая то, как впереди обозначились когтистые следы, похожие на огромные львиные лапы. Следы «Гриши» имели большую форму, другие – очевидно, они принадлежали противной подружке шерстистого гиганта, выглядели вполовину меньше.
Владимир встал, отряхнул брюки. Стращания невидимых монстров оставили неприятный осадок. «Черт! Ну, не домой же возвращаться? – с раздражением рассуждал он. – У всех «лямуры», а я должен сиднем сидеть и приказы докучливого архонта исполнять. Надоело! И потом – там Глашенька лежит возле камушка, слезы льет. Не могу я обмануть ее ожиданий».
Он ускорил шаг. Промелькнул дом с красноватым забором. Ему показалось, что из замочной скважины сочится странный изумрудный свет. Он миновал и заболоченный дом – вокруг ветхого строения стояла густая, замогильная темнота. Не светились и окна. Дом казался мертвым и зловеще унылым. Слышалось лишь кваканье лягушек, шелест камышей и плеск воды. Свет яркой луны падал на болотную воду, золотя ее поверхность, в других же частях странного дома копошились немые тени.
Дойдя до дома Полин, он увидел темнеющий, ласковый сад, уютные окна, занавешенные золотистыми, тяжелыми портьерами и отблеск множества жирандолей. В других окнах мелькали мягкие тени, слышался женский смех и легкая музыка. От дома веяло домашней теплотой и дорогим покоем. За такими окнами должен гореть камин и пахнуть ванильными печеньями и кофе со сливками.
«Интересно, с кем сейчас Полин и как она выглядит?» – подумал Владимир. Послышалось серебристое журчание фонтанной воды и легкий шелест ожившей листвы. По крайней мере, здесь не было ничего необычного. Ему лишь почудилось, что на крыше дома, на самой трубе, в свете яркой луны обозначился лохматый, почти ведьминский, женский силуэт. Он попытался рассмотреть его лучше, но силуэт тут же пропал.
Владимир свернул к дороге, ведущей через лавандовые поля. Он просто обомлел от увиденного зрелища. Лиловые, синие, лазоревые краски цветочного марева переливались и мерцали в свете яркой луны настолько, что поле походило на огромное живое море. Оно не только переливалось, оно горело изнутри сапфирной и алмазной россыпью маленьких огней. Свет гигантской, низко висящей луны, создавал золотистую дорожку, от которой расходились колышущиеся в темноте, лучистые, трепещущие блики. Ему почудилось – он слышит звуки необыкновенной мелодии. Это была «Лунная соната» Бетховена: «Откуда идет музыка? Где сидит невидимый оркестр? Не само же поле издает эти звуки?» Но факт оставался фактом – над полем лилась, именно, «Лунная соната».
