«Хорошо, что их кто-то позвал, – подумал Владимир. Голова раскалывалась от боли, во рту появился привкус крови. – Иначе они бы и вовсе убили меня или покалечили».
– Владимир Иванович, – послышался жаркий шепот из кустов. – Вы живы?
– Жив-жив, Глашенька. Сейчас пойдем домой. – Владимир подбежал к русалке.
– Я так испугалась за вас, – всхлипнула она. В лунном свете ее фиалковые глаза казались огромными и блестящими. В них стояли слезы.
– Не бойся, милая, – Владимир с трудом переводил дыхание. Разбитая губа сочилась кровью, припухший правый глаз почти ничего не видел. – Давай-ка я закину тебя на плечо. Так будет лучше.
Владимир так и сделал – теперь рядом с лицом, закрывая боковой обзор, покоился увесистый, округлый зад тяжеленькой наяды. В нос назойливо лез запах тины и свежевыловленной рыбы…
Идти стало немного легче. Он делал сто или двести шагов, останавливался, отдыхал и шел дальше. Пару раз перед ним мелькнули насмешливые морды сатиров, испуганные и удивленные глаза лесных нимф. Вслед несся хохот, цоканье языков и улюлюканье. Во время очередного привала к ногам прыгнула белка. Он узнал ее. Это была Софи.
– Ах, Володечка, и вправду говорят: охота пуще неволи, – хмыкнула она и присела на сосновую ветку прямо перед глазами Владимира. – Что же ты моим предложением не воспользовался? Я ведь тебя ждала и обслужила бы по высшему классу. – Софи сузила глаза и присмотрелась к подбитому глазу Владимира. – Батюшки! Это кто же тебя, красавчика, так разукрасил? Идем ко мне в мою избушку, на пятую опушку. Туда, где осинка с золотыми апельсинками растет… Я приложу тебе на глаз лопушок, а губы соком драчун-травы смажу, и все как рукой снимет, станешь лучше прежнего. А рыбку-то ты в пруд отпусти или в болотце. Негоже рыбам по дорогам хаживать, по полям разгуливать, к добрым молодцам в приличные дома заруливать!
– Владимир Иванович, это кто? – ревниво спросила русалка, кивнув в сторону белки, и надула губы.
– Это… – Владимир почесал голову. – Это белка. Её зовут Софи.
– Откуда ты ее знаешь? – тоном законной жены, мгновенно перейдя на «ты», продолжила она.
– Да мы, собственно, недавно познакомились…
– Значит так! Кто ты, ледяная кровь, чтобы оправданий у моего любовника спрашивать? – с видом разъяренной базарной торговки, выкатив бархатные восточные глаза и распушив рыжий хвост, встряла Софи.
– Как так любовника? Володя объясни… – захныкала русалка.
– Никакой я ей не любовник, Глаша, послушай меня… Софи, не кажется ли вам, что вы поспешили с выводами?
– Ничего я не поспешила. Вова спал со мной и не единожды! – не моргнув, соврала наглая белка.
– Как спал? Ты же маленькая! – возмущению русалки не было предела.
– То-то, миленькая, что я – маленькая. Разве не слышала, как в народе говорят: сладок беличий глазок, потому что узок – не широк! Ты поняла, дурища толстозадая, о чем это я? – белка подоткнула лапки в боки, ощерила мордочку и, сдвинув восточные брови, грозно надвигалась на русалку.
Махнев понял, что ничем хорошим эта свара не закончится. Без лишних разговоров он подхватил русалку, взгромоздил ее себе на плечо и поволок дальше. Бесноватая белка все же успела подпрыгнуть и тяпнуть водную диву за палец. Русалка истошно вскрикнула, а белка скрылась в кустах орешника. Когда Владимир отошел на несколько шагов, хвостатая рыжая бестия выглянула из зарослей и принялась кривляться, подпрыгивать, корчить рожи и кричать вослед:
– Тащи, тащи. Воду из воды взял – водой и захлебнешься, а любовью дуры-рыбы не напьешься… По дороге запнешься, чуть насмерть не убьешься! Вспомнишь про Софи, да поздно будет! – она прокричала еще какие-то обидные слова, погрозила маленьким кулачком и скрылась с глаз долой.
Наконец темный лес остался позади, пролетели и лавандовые поля. Владимир старался идти мимо них тихо, чтобы не услышать злобных выпадов хозяина «лиловой роскоши». Но невидимый страж не удержался и пустил ядовитую реплику:
– Канешна! Зачем нам агрономией заниматься или цветы разводить для общественной пользы? У нас одни бабы на уме! Недаром тебе морду-то твою холеную разукрасили!
Владимир не стал пускаться в склочные прения.
Через полверсты показалась усадьба Полин. Владимир остановился, чтобы передохнуть. Он опустил русалку на траву. А сам распрямил затекшие плечи, отер пот со лба и глянул на темнеющий Версальский особняк в глубине ночного сада. Он вздрогнул от увиденного.
Луна, висящая над домом, окрасилась в багровый цвет. Лунное сияние теперь было не желтым и холодным, а скорее кроваво-зловещим. Не горели и окна дома, они зияли пустыми глазницами, сквозь них напрямую падал свет, выделяя остовы ржавых решеток. Дом вновь показался Владимиру старым, полуразрушенным, претерпевшим вековые изменения.
Сад тоже выглядел заросшим и неуютным. Но главным было другое: из середины сада шел страшный, зловещий гул, напоминающий работу гигантских металлических шестеренок или фабричного вала.
Владимир, словно завороженный, пошел в сторону витого забора, чтобы посмотреть: откуда идет этот грохот.
– Володя, ты куда? Не ходи туда! – в голосе русалки чувствовалась сильная тревога.
– Глашенька, посиди немного на травке. Я скоро вернусь. Гляну одним глазком и к тебе. Про «один глазок» Владимир почти не соврал. Второй, подбитый глаз почти ничего не видел.
– Вова, там страшно…
Но он почти не слушал ее, ноги несли его к дому Полин. Зайдя за ворота и обогнув несколько засохших и почерневших кустов, Владимир остановился и едва перевел дыхание. Посередине ранее роскошного двора с прямоугольными, ухоженными клумбами, газонами для игры в крокет, прямо на месте мраморного фонтана зияла огромная огненная воронка, уходящая глубоко под землю. Именно из этой воронки шел тот страшный гул и скрежет, к которому присоединялись теперь человеческие душераздирающие крики и звериный рев.
У Владимира от страха зашевелились волосы. Он захотел убежать, но словно какая-то невиданная сила, помимо воли, тянула его все ближе к этому месту. Теперь ему были отчетливо видны ее внутренние стенки – они и вправду походили на раскаленные до красна, железные лепестки, перевитые мощными тросами и вращающиеся таким образом, что казалось, будто воронка – это гигантский макабрический механизм, вгрызающийся в твердые пласты грунта. Движения огромных лопастей и создавали этот чудовищной силы скрежет. Помимо человеческих криков и звериного рева, из воронки валили клубы горячего желтого и красного пара и вырывались острые языки пламени.
В глубине ямы вдруг произошло какое-то шевеление и гулкая возня – будто невидимые чугунные гиганты столкнулись шипастыми боками… И, словно резиновый мяч, выпущенный с глубокого речного дна на поверхность воды, из ямы вылетел первый субъект.
Вид этого субъекта напоминал страшный кошмар… Примерно такое же чудище Владимир видел в глубоком детстве на старинной средневековой гравюре. Это было существо, похожее на свирепого дракона: с черной собачьей морды стекала огненная слюна; туловище смахивало на туловище пятнистой гиены с длинным и мощным, раздвоенным книзу хвостом; перепончатые серые крылья походили на крылья шерстистой летучей мыши. Чудище вылетело из воронки, осмотрелось, рыкнуло и присело на толстую ветку одного из засохших деревьев.
