– Володя, здесь, кажется, весело! И к тому же много воды – робко встряла русалка, – может, заглянем и мы на огонек? Погуляем, повеселимся. Холодная ручка коснулась волос Владимира. Русалка извернулась мощным хвостом и неловко чмокнула его в щеку.
– Глашенька, давай как-нибудь в следующий раз… У нас с тобой нынче несколько другие планы. – Владимир почувствовал знакомый жар, охвативший пах и ускорил шаги.
Недалеко от дома с высоким красным забором он остановился, чтобы немного отдохнуть. Натруженные руки опустили скользкий хвост вожделенной водной девы.
Дверь, окрашенная красной краской, со скрипом отворилась, и на дорогу вышел невысокий пожилой господин с длинным-предлинным носом, лысой головой, обрамленной жидкими, седыми волосами и маленькими красноватыми глазками. Старый, мышиного цвета камзол, изрядно потертый на рукавах, свободно болтался на худой и сутулой фигуре. На плечах красовался женский, шерстяной клетчатый платок. Несмотря на теплую погоду, маленькие ножки были обуты в самокатные, черные валенки. Человек-нос ежился от холода и шмыгал.
– Молодой человек, вас, кажется, зовут Владимиром? – раздался скрипучий голосок, темные зрачки красноватых глазок двигались так быстро, что трудно было уследить за тем, куда направлен взор их владельца.
– Да, меня зовут Владимиром, – ответил Махнев и кивнул головой.
– Я понимаю, что знакомиться на улицах – это признак дурного тона, и нас должны были друг другу представить. Но, видите ли… Магистр не часто меня, так сказать, жалует, он не благоволит иностранцам. Он, скорее, русофил, – в этом месте человек-нос глубоко вздохнул и шмыгнул носом, – а потому, если вы не против, позвольте я представлюсь сам? Тем паче, что вы – мой сосед, и я не раз наблюдал вас гуляющим мимо моего дома, – он помолчал немного, не останавливая бег сумасшедших зрачков. Узкие губы растянулись в улыбке. – Ах, вы молоды, пытливы, в вас столько нерастраченной энергии. Мне очень жаль! Вам еще надо было жить, да жить и наслаждаться плотскими радостями, а вы вынуждены в расцвете лет довольствоваться, чем попало… – После этих слов русалка Глаша гневно зыркнула на странного господина и ударила по траве серым хвостом. – А, впрочем, простите, что-то я отвлекся, – продолжил он, – меня зовут Генрихом Францевичем. Моя фамилия Кюхлер. Я, собственно, обрусевший немец.
– Очень приятно, – ответил Владимир, – Махнев Владимир Иванович.
Генрих Францевич галантно распахнул красные ворота.
– Милости прошу, любезный Владимир Иванович! – буква «в» у него звучала как «ф».
– Спасибо, Генрих Францевич. Может, как-нибудь в следующий раз. Я, видите ли, тороплюсь и потом я не один, я с дамой…
– Ах, это – пустяки. Я не задержу вас надолго. Я только сделаю вам свинцовую примочку на глаз и дам Гофманских капель
[81]. А дама? Дама ваша подождет в приятном для нее месте…
Русалка холодно посмотрела на немца и поджала обиженные губки. Владимир галантно кивнул и перешагнул порог, распахнутых ворот. Русалка все также покоилась на его широких плечах и искоса, с неприязнью рассматривала двор старого, носатого немца.
Аккуратная песчаная дорожка вела к ухоженному, побеленному домику с красной черепичной крышей и маленьким крылечком. Во всем убранстве небольшого двора чувствовался немецкий порядок. На ровных, прямоугольных клумбах росли маки и еще какие-то невиданные, пахучие травы.
– Здесь у меня растут лекарственные растения: конопля, опиумный мак, александрийский лист, валериана, солодковый корень, медвежьи ушки, – раздался за спиной скрипучий голос Генриха Францевича. – Видите ли, Володенька, я – ботаник, химик и медик. Я служил при Петербургской Академии наук, жил на Васильевском острове. Работал в Аптекарском Приказе, а позже и советником уже в Медицинской канцелярии и даже служил при дворе его Величества… – тут немец запнулся, – а, впрочем, вам совсем не нужны эти подробности. Я работал и аптекарем и хирургом. Но последние годы впал в немилость, и был удален от двора. Но не разжалован до конца, а оставлен на службе в Морском гошпитале в качестве анатома при «анатомическом театре». Много практиковал, работал в прозектуре. Вышел в отставку и поселился в маленьком домике при Лютеранском кладбище… – Кюхлер помолчал в задумчивости, будто припоминая что-то. – А на этой грядочке у меня ядовитые травки: белена, аконит, анемона, белладонна, арум, волчеягодник, головолом, жабрей, мышатник, касторка, пьяная трава, собачья петрушка, сон-трава, рогатый василек. Здесь много чего… Вы только, пожалуйста, не нюхайте и барышне вашей не давайте.
Голова русалки свешивалась с плеча Владимира прямо возле ядовитых растений. Он приподнял ее повыше, но было поздно: русалка успела вдохнуть ядовитых ароматов. Она поморщилась, чихнула и неожиданно задремала, прикрыв фиалковые глаза длинными ресницами.
– Ну, что же вы, Генрих Францевич, сразу не предупредили? – спросил взволнованный Владимир, заглядывая в бледное лицо русалки. – Она не умрет?!
Он аккуратно положил ее на траву.
– Нет, что вы! Она лишь поспит немного. Да и вы отдохнете, – уверил его немец. – Вы так далеко тащили ее… и ради чего? Ах, простите, это – не мое дело. Только… – Генрих Францевич снова запнулся. – Володя, положите ее в эту куфу
[82] с водой. Видите ли, амфибии любят воду. Это я вам говорю, как биолог. Смотрите, у нее и кожа на ручках потрескалась, и губки обветрили, и плёс стал подсыхать.
Владимир удрученно разглядывал тело спящей русалки. Оно, действительно подсохло во многих местах, а кое-где даже шелушилось…
– Не переживайте так. Водная среда ей пойдет на пользу. Тащите ее к куфе.
В глубине двора темнела дубовая бочка, сжатая металлическими кольцами. Владимир заглянул внутрь – до самых краев она была наполнена чуть зеленоватой, зацветшей водой.
– Здесь ей будет хорошо. Опускайте даму в куфу, – деловито скомандовал ученый немец.
– А она там не захлебнется в спящем-то виде? – усомнился Владимир.
– Что вы… Я не первый год здесь живу. Я знаком с флорой и фауной здешних мест, кои любезно собрал наш хозяин со всех стран и земель, а так же мыслимых и немыслимых пределов… Ваша красавица не только не утопнет, она прекрасно отоспится в родной среде и предстанет живая и здоровая, словно лучезарная Венера из морской пены.
– Ну, ладно… – Владимир подтащил русалку к краю широкой бочки и аккуратно опустил в темную холодную воду.
Тяжелый чешуйчатый зад гулко плюхнулся о поверхность воды – прекрасная амфибия медленно опускалась на дно. Голова оказалась ниже упругого хвоста, хвостовой плавник немного выглядывал наружу. Владимир заботливо смочил водой и его, а после заглянул в бочку – из темной глубины отчетливо проступало бледное, спящее Глашино лицо с развивающимися золотистыми волосами. Поднятые к верху, безвольные белые ручки мягко шевелились от движения воды, растопыренные тонкие пальчики поблескивали синеватыми ноготками, от сомкнутых пухлых губок отлетали воздушные пузырьки.
