Умиротворяющие мысли о жене сменились менее приятными. Об еще одном охраннике шефа, Кирилле.
– Вот сукин сын, – Юра даже сплюнул сквозь зубы. Его аж передернуло от отвращения, и он загримасничал, передразнивая: – «Филипп Маркович, курточку не забудьте накинуть!», «Филипп Маркович, под зонтик спрячьтесь. А то простудитесь, что же мы без вас делать будем!» Тьфу, смотреть противно. И ведь добился своим жополизством такой же зарплаты, как у меня. А, между прочим, я с шефом пять лет уже вкалываю, а Кирюха только пришел. Хоть и противно, но тоже придется Марковича пасти, как дитя несмышленое. Он это дело любит. Придется не отставать от Киры, чтоб ему пусто было! А то Маркович еще оргвыводы сделает не в мою пользу…
– Какой закат красивый, правда?
Юра с раздражением обернулся.
– Алина! Ты почему мне не позвонила?! Я должен тебя постоянно сопровождать. Мне шеф башку открутит, если что-то пойдет не так!
Пригладив короткие светлые волосы, Алина виновато улыбнулась.
– Я из окна номера увидела, что ты здесь. Два шага же всего, не ругайся.
– Как спала?
Женщина грустно вздохнула:
– Отлично…
– Принести тебе что-нибудь из бара? Сока, чаю?
Юра старался успокоиться, но внутри все клокотало от ярости.
«Дело не в том, что у меня темперамент такой, постоянно завожусь по поводу и без, – внезапно понял он. – Просто я Алину ненавижу. Презираю. Любую блядь, которую до меня перетрахали все знакомые пацаны, так не презираю, как эту женщину. Даже проститутки честнее…»
Глава четвертая
Прорывавшаяся сквозь сон заунывная арабская музыка никак не умолкала. Натянуто одеяло, и подушка прикрывает ухо. Аккорды погружаются глубоко в море, но потом вновь выплывают на поверхность, расцарапывая почти воцарившуюся тишину. И в темной пещере сна вспыхивает свет.
Первое, что увидела, очнувшись от забытья, Лика Вронская, – улыбающееся Пашино лицо.
– Ну, дорогая, ты и спишь! Развлекательная программа началась час назад. Я бы сразу же проснулся от этой какофонии, – удивился бойфренд.
– У меня чистая совесть. Я не обижала прилюдно любимого человека. Не спорь, ты обидел меня.
В глазах Паши мелькнуло раскаяние.
– Ладно. Прости. Проехали…
В закрытую балконную дверь стучалось оглушительное веселье. Ввинчивалась в ночь тягучая мелодия, по тарелкам выбивали дробь праздника желудка столовые приборы, гортанно перекрикивались официанты.
– Все-таки неудачный у нас номер, – пробормотала Лика. – А ведь поначалу он нам так понравился. Елки-палки, какие же они все-таки коварные, эти восточные люди. Мы при заселении в паспорта по пять баксиков, как нам посоветовали в агентстве, вкладывали? Вкладывали. На рецепции денежку взяли, а нас гнусно надули!
Днем из окна открывался чудный вид. Зеленый клочок моря, зажатый в рыжие камни скал. Голубой овал бассейна с барной стойкой в центре, шезлонги вдоль ленивых морских волн, колонны и купола главного корпуса. Вся пляжная жизнь – как на ладони. Однако стоило только небу заглотнуть пылающий круг солнца, на площадку прямо под номером суетливые, вечно улыбающиеся официанты вытаскивали столики. Тогда никакой кондиционер не спасал от настырных запахов жарящегося на открытом огне мяса и до часа ночи окна пробивали звуки развлекающегося отеля…
Лика осторожно помотала головой. Не показалось, действительно не болит. Совершенно. Ну просто ни капельки!
«Наверное, меня доконало не виски, а солнце», – решила она, потянувшись за стаканом на тумбочке. Любимый с недавних пор сок гуавы.
– Сушнячок-с? – ехидно осведомился Паша.
– Вовсе нет. Мне кажется, я всю жизнь могу провести за одним-единственным занятием – потягивать этот сок через соломинку.
Паша обрадованно воскликнул:
– Отличная мысль! Слушай, а давай знаешь что сделаем? Переедем в другой отель. Чтобы ты спокойно упивалась своим соком.
– Зачем? Его, в общем-то, и в «Aton’s hotel» пей – хоть залейся. Не вижу смысла мучиться с переездом! – недоуменно воскликнула Лика. И решила, что или она все-таки слегка пьяна, или Паша бредит, ибо логическая основа его умозаключений отсутствует.
Тем временем бойфренд не умолкал:
– Там не будет барбекюшницы под носом…
– Если тебя барбекюшница очень раздражает, можно просто поменять номер. Но я бы не стала… Ай, лень – собирать чемоданы, потом разбирать.
– В другом отеле будет спокойнее, – заявил Паша и принялся грубо льстить: – Там ты сможешь спокойно работать. Зря, что ли, компьютер с собой тащила? Я чувствую, твоя новая книга станет бестселлером. Ты же талантлива, солнышко. В общем, надо срочно приниматься за дело, а ты тут занимаешься неизвестно чем…
– С этого бы и начал. До меня наконец-то дошло. Дело не в том, что беспокоишься о нормальных условиях для работы над новым романом. В другом отеле просто не будет постояльцев, укушенных скорпионами, да, Паш? Кстати, послушай…
И Лика пересказала ему содержание подслушанного разговора между Тимофеем Афанасьевичем и Ирочкой.
Бойфренд, раздраженно сорвав с переносицы очки, с огорчением заметил:
– Вот! Этого я и боюсь! Ты будешь продолжать свою любимую игру в мисс Марпл, и в конечном итоге кто-нибудь треснет тебя по голове. Горе мое, угомонись, пожалуйста, очень тебя прошу. Я не хочу тебя потерять…
Он обнял Лику, прижал к себе крепко-крепко и забормотал:
– Угомонись, горе мое. У тебя уже было немало рискованных приключений, и ты все время как-то выкручивалась. Но любое везение не может длиться вечно. Рано или поздно оно закончится. И я тебя прошу, очень прошу. Хватит строить из себя мисс Марпл!
Вронская отстранилась. В ее зеленых глазах появилось то самое выражение, которого опасались во время интервью все ее собеседники. Сейчас последует запрещенный прием.
– Паша, – твердо сказала Лика. – Мне помнится, ты уже сделал выбор между покоем и мной. Я – это постоянное беспокойство. И ты говорил о том, что готов это принять! Так что теперь это ты сиди тихо и не выпендривайся. Пожалуйста. Уж будь так любезен.
Ночь за окном лизнул красный язык пламени.
– Пошли на балкон, – предложил Паша и грустно вздохнул: – Правду говорят – горбатого могила исправит. Кстати, помнишь, объявление на дверях ресторана вроде обещало нам факира сегодняшним вечером. Ой, смотри! Не соврали!
Опустившись на плетеный стул, Лика схватила c тарелки на столике огромный гранат и закинула ноги на балконные перила.
На залитой лучами прожекторов сцене действительно колдовал факир. Синяя чалма, фиолетовые шаровары, кубики пресса под безволосой накачанной грудью. Все это великолепие опускается на утыканную гвоздями доску. А вот уже на животе факира стоит, с опаской закусив губу, полная женщина, по виду стопроцентная фрау. Но восточный кудесник лишь ослепительно улыбается…
