Но не только в красоте дело, думал Кирилл, наслаждаясь тем, что Алина взяла его под руку. Рядом с ней в голову приходят странные мысли. Что было бы хорошо возвращаться вечером с работы и чтобы она ждала его дома, и кормила ужином, и слушала. А еще почему-то представляется малыш. Их малыш. Такой же ясноглазый, как Алина. А может, и необязательно, чтобы это был их ребенок, их в прямом смысле этого слова. Кирилл ни разу не видел Родьку, но в груди поднималась теплая волна, когда Алина показывала фотографию сына, рассказывала о нем.
Эти мечты обескураживали. Раньше никогда не было такого, чтобы необъяснимая нежность вдруг становилась навязчивее, чем физическое желание.
– Кирилл, а как ты попал к Филиппу Марковичу? – поинтересовалась Алина и кивнула на скамейку. – Давай посидим.
Откуда эта тревога? С ней все в порядке? Она устала? И ох уж эти ее легкие, наверное, все серьезно, если врач так категорически настаивает, чтобы она оставалась в Египте…
Удержав готовые сорваться с языка вопросы, Кирилл опустился на скамью.
– Я строитель, Алина. Родители из Рязани, в Москву на заработки приехал. Коттедж мы Филиппу Марковичу с ребятами отделывали. Он приехал посмотреть на нашу работу, ругался много. Он вообще часто без повода ругается. И вдруг я вижу: бадья с цементом с балки прямо на Пригорина летит. А охранник все обои в тот момент ковырял. В мозгу как вспышка – кричать поздно, а там еще и шумно было, ребята переговаривались, кто-то стену сверлил. Короче, я как-то его в сторону отбросил. Бадья меня зацепила, кровища течет, больно. В больницу положили. На следующий день Филипп Маркович приходит и говорит: «Ты в моей охране, у тебя рефлексы, в отличие от моих мудаков». Когда про зарплату мне сказал, я засомневался – маловато. Оказалось, в долларах. Так на эти доллары теперь все мои родственники в Рязани живут. Я Филиппу Марковичу так обязан. Забочусь о нем. А другие охранники говорят: подлизываюсь…
Алина рассмеялась:
– Рефлексы! Да я была уверена, что после сегодняшней поездки ты меня в номере закроешь. Да, кстати. А там вообще народ в курсе, что Филипп Маркович с Анной затеяли? У него же прислуги куча. Горничные, домработницы и так далее. Что люди говорят?
– Обсуждают беременность Анны…
– Понятно.
– Мне рассказали только перед поездкой. Никто не знает подробностей.
Алина уже не слушала, мгновенно помрачнела, сникла, как увядший цветок.
К горлу Кирилла подступил комок. Бедная девочка. Чтобы вот так, свою кровиночку… А выхода нет…
– Все будет хорошо. – Панкратов старался, чтобы голос звучал бодро. – Даже не сомневайся!
Вздохнув, Алина поднялась со скамейки и медленно пошла в сторону корпуса.
«Дурак я, дурак, – принялся ругать себя Панкратов. – Глупость сморозил, но так хотелось утешить ее, что же делать-то?»
– Я сейчас лягу, – сказала Алина у дверей номера. – Если что-то будет беспокоить, сразу же позвоню. Я уже наизусть помню все инструкции.
Попрощавшись с женщиной, Кирилл стал открывать дверь своей комнаты, но потом понял: не уснет сейчас. Вот ни за что не уснет. Надо погулять по побережью, чтобы выветрились все глупые мысли. А сотовый включен. На всякий пожарный…
Али нащупал рукоятку закрепленного на шортах ножа. Но прохладный металл не успокоил разгоряченные мысли.
Уже утром Али понял: сегодня ночью все случится . Строители закончили продолжавшуюся круглосуточно в течение нескольких дней работу. Убрали инструменты и даже вывезли старые камни, облицовывавшие прежде клумбу.
Ему хотелось поймать взгляд своего ангела, но Света взяла полотенца в другой будочке и сосредоточенно смотрела в журнал. А потом и вовсе исчезла с пляжа.
Все это Али очень не понравилось. Он боялся, что ангел раздумает выполнять свое обещание…
Наверное, в глубине души он никогда не верил в то, что девушка сдержит свое слово. Поэтому и пробрался на заветный балкон, мечтая перерезать глотку хозяину ангела. Вот тогда точно не будет никаких преград, чтобы убежать вдвоем, только вдвоем… Но в ту ночь в руках ее мужчины сверкнуло дорогое украшение, зачаровывающее. И Али заметил почти полностью набираемые на сейфе цифры кода. Продав это ожерелье, они с ангелом ни в чем не будут нуждаться. Но захочет ли этого Света? Смолчит ли она, увидев, как Али убивает мужа?
Али пожирал глазами узкую тень Светланы в горящем окне и все никак не мог найти ответа на этот вопрос.
Теней стало две.
Светин муж, поднявшись с постели, натянул шорты, майку, закрыл за собой дверь номера. И широченная спина неспешно удалилась в направлении главного корпуса.
Ангел поговорила по телефону, трогая тугой узел волос на затылке. Потом сбросила легкий халатик, сверкнула белой грудью. Ангел, она ангел! Али покроет ее грудь поцелуями и обязательно скажет: «Ты моя сладкая!»
Девушка натянула коротенькое платье, и через минуту свет в номере погас. Рядом с кустами магнолии процокали ее каблучки.
«Пора», – подумал Али и, убедившись, что поблизости нет туристов, перемахнул через невысокие балконные перила.
Как обычно, дверь осталась открытой. Ангел закрывала ее лишь днем, когда в номере работал кондиционер.
Глаза быстро привыкли к темноте. Али отодвинул дверь шкафа, набрал замеченные ранее цифры, добавил еще одну. Мимо, дверца не отщелкнулась. Но следующий же вариант сработал!
Даже в темноте ожерелье было прекрасно. Как завороженный Али переводил взгляд с шести нитей золотых цепей на украшенную камнями подвеску и никак не мог налюбоваться мерцающей живой красотой.
Совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, Али защелкнул на шее маленький замочек. Расстегнул ворот рубашки, чуть улыбнулся легкому покалыванию камней. Он приблизился к зеркалу и замер, пытаясь найти в себе силы снять украшение и одновременно понимая: это практически невозможно, оно слишком красиво.
Его привели в чувство голоса шумящих у балкона туристов. Поборов оцепенение, Али подошел к окну и отодвинул штору. Компания расположилась на камнях отремонтированной клумбы, потягивала пиво из банок и явно не собиралась в ближайшее время уходить.
Контуры предметов вдруг стали нечеткими, словно размытыми. Али потер глаза и с ужасом понял: руки едва сгибаются. Преодолевая свинцовую тяжесть в ногах, он дотащился до двери номера, открыл ее, но… ковер в коридоре больно царапнул лицо.
Последнее, что он увидел потухающим взором, – собственную руку, судорожно цепляющуюся за порог номера непослушными пальцами.
Потом Али прошептал: «Ангел…»
И наступила полная темнота.
В неярких отблесках фонарей песок пляжа шевелился. Морские ежи. Ночь – время этих ощетинившихся комочков, выкатывающихся на берег.
Галине хотелось искупаться. Уплыть далеко-далеко. Может, уставшие руки и срывающееся от соленого ветра дыхание заставят умолкнуть скрипящую внутри пластинку: «Вот все и закончилось…»
