Даже после смерти лицо Нефертити поражало совершенством черт. Казалось, веки вот-вот дрогнут и из темных глаз польется свет. Яркий, теплый, ласкающий. Его лучам можно поклоняться до бесконечности. И пусть пересохнет Нил, и солнечный диск навсегда провалится в небо, и гремят войны, и накаляются страсти. Пусть происходит все что угодно, лишь бы открылись эти дивные очи.
Но нет. Изгнанная из дворца царица спала вечным сном на погребальном ложе. И Эйе, как ни силился, не смог разглядеть в любимом лице дыхания жизни. Ба
[18]
покинула Нефертити.
Поцеловав усопшую, жрец горестно прошептал:
– Прости меня. Я так и не сделал тебя счастливой. О, если бы ты могла подождать еще немного. Совсем немного, любимая. Все могло быть по-другому…
Счастье любимой женщины и трон. Грезы вот-вот могли стать реальностью. После смерти Эхнатона Эйе хотелось петь и плясать от радости. Однако он вынужден был скрывать свои чувства. Ведь жрец – главное действующее лицо погребальной церемонии. Хочешь не хочешь, приходится держать себя в рамках приличий. Но даже Кийа
[19]
, неожиданно появившаяся в Доме Золота
[20]
, не смогла испортить прекрасного настроения Эйе, которое он старательно прятал за маской напускного сочувствия.
– Тебе нельзя здесь находиться, – твердо сказал жрец, увидев наложницу. – Разве ты хочешь помешать фараону благополучно закончить странствие через врата Дуата?
Ниточки бровей Кийа гневно шевельнулись.
– Эйе, не тебе рассуждать об Эхнатоне. – Возмущенная, она даже топнула маленькой ножкой. – Я знаю, это ты убил его! Ума не приложу, как тебе это удалось, ведь еду и напитки фараона всегда пробовали рабы. Но, клянусь всеми богами, это твоих рук дело!
Жрец спокойно смотрел на девушку. В ларце с драгоценностями, присланном в мастерскую бальзамировщика из царских покоев вместе с одеждой, оружием и многочисленными фигурками ушебти
[21]
, больше нет ожерелья Атона. Эйе, улучив момент, когда помощники займутся многочисленными погребальными хлопотами, быстро извлек сокровище из ларца. Так что волноваться совершенно не о чем. Девчонка (что ж, надо отдать ей должное: юная и очень красивая девчонка) ничего не докажет.
– Тебе лучше уйти, Кийа, – равнодушно заметил Эйе.
– Да, я уйду. Но вначале скажу кое-что. То, ради чего пришла. И это тебя не обрадует! Эхнатон успел подписать указ. Трон достанется Сменхкаре
[22]
. Он женится на дочери фараона Меритатон. Такова воля покойного! А ты… ты убийца! Как же я тебя ненавижу!
Растерявшись, Эйе даже не заметил, как исчез в дверном проеме белый калазирис
[23]
наложницы. Сменхкара и Меритатон – официальные наследники… Сменхкара – да кто он такой? Один из придворной свиты, один из многих, молод и неопытен! Действительно, неожиданная новость. Очень неприятная. И эта Кийа с ее подозрениями…
«Что ж, придется выждать какое-то время, – подумал Эйе. – Второй раз ожерелье дарить рискованно. Но вот если просто тайком положить его в шкатулку Сменхкары, рано или поздно он его обнаружит…»
Увы, новый фараон вовсе не торопился перебирать драгоценности. Его куда больше волновал вопрос восстановления культа развенчанных Эхнатоном богов. Поддержка Сменхкары со стороны супруги Меритатон превышала все мыслимые и немыслимые пределы. Она не возражала, когда муж решил удалить из дворца Нефертити, вызывавшую неописуемый гнев жрецов Амона из Фив…
Какая мать смирится с предательством родной дочери?! И Нефертити не смогла пережить такого позора. Она сгорела мгновенно, с безысходной поспешностью голубого лотоса, увядающего под палящими лучами солнца…
– Господин, нам пора. Скоро рассвет, – лицо возникшего у погребального ложа Нефертити раба выглядело озабоченным.
– Да, ты прав, – пробормотал Эйе. – Меня не должны видеть в доме опальной царицы. Мне нужно появляться при дворе. Теперь даже в большей степени, нежели прежде.
Жрец бросил прощальный взгляд на Нефертити, запечатлел на ее устах последний поцелуй и уныло побрел прочь. Любимая еще увидит миг его торжества. Он непременно наденет корону с золотым уреем. Но как жаль, что наблюдать за этим Нефертити станет уже с берегов Небесного Нила.
И Эйе опять просчитался. Напрасно его сердце учащенно билось от радости, спрятанной в напускном сочувствии при известии о смерти Сменхкары. Не помогла хитросплетенная паутина дворцовых интриг. Трон, как только что выловленная из Нила рыба, вновь ускользнул от Эйе, хотя и был близок как никогда.
Однако на церемонии бракосочетания дочери Эхнатона и Нефертити Анхесенпаатон с будущим правителем земли египетской Тутанхатоном
[24]
жрец впервые испытал что-то похожее на угрызения совести.
Золото одежд и тяжелые лазурные короны все равно оставляли царскую чету детьми. Юным супругам едва минуло восемь лет. К таким правителям сложно относиться всерьез, их хочется посадить на колени, рассказать сказку.
– Ты назначен регентом, – шепнул на ухо Эйе стоявший рядом визирь Хоремхеб.
[25]
От жреца не укрылось выражение легкой досады на красивом лице Хоремхеба, и он понял ее причину: визирь тоже являлся опекуном юного фараона, а кому хочется делиться властью!
Тутанхатон…
Вначале он явно скучал на троне, пытаясь играть скипетром и хлыстом, то и дело перебивая Эйе:
– А поехали лучше покатаемся на лодке! Или хочешь – умчимся далеко-далеко на моей новой колеснице!
И Эйе бы ему не прекословил – чем позже фараон начнет интересоваться государственными делами, тем лучше. Но Хоремхеб считал по-другому. Никаких игр и развлечений. Только работа: изучение истории и воинского дела, разбор почты, первые самостоятельные решения.
Опасаясь утратить влияние на своего воспитанника, Эйе не спорил с Хоремхебом. Расчет оправдался: из двоих опекунов именно Эйе пользовался любовью фараона.
