– Маша, вам придется меня подождать в коридоре. У меня еще масса вопросов.
– Да, конечно. Только можно я чай возьму?
Осторожно захватив горячую чашку, она скрылась за дверью.
Седов с изумлением воззрился на незадачливого опера. Его в связи с минимальным опытом работы было решено не привлекать к операции, и вот выясняется такое…
– Я помочь хотел, – забормотал Петр, потирая пылающее ухо. – Сюжет был, что подрались, и все такое. Вот, помочь решил следствию. Только к курьеру подошел, навалились, мордой в грязь уложили. Я кричал, что оперативный сотрудник. Мне по печени двинули и посоветовали молчать. Конечно, замолчишь в такой ситуации! Когда в печень тыкают!
Володя с Пашей переглянулись и дружно захохотали.
– Вот о таких непредвиденных последствиях говорил Карп, когда возражал против проведения операции, – стонал Паша. – В числе задержанных – наш бравый Петюня.
После упоминания о шефе веселость Седова испарилась. Он покачал головой и сказал:
– Да нет, Карпу было только одно важно – чтобы от Семирского отстали. Поимка Богдановича в качестве мотивировки его вполне устроила. Ему только чтоб под депутата не копать. Но вот сотрудница его приходила. Говорит: был он в квартире Корендо, о труп споткнулся.
– Дела… – протянул Паша. – Карп голову с тебя снимет. Богданович же вроде непричастен. Тогда получается, Семирский – наша главная дичь.
– Наша главная дичь, – Седов обеспокоенно посмотрел на часы, – должна пойматься. Но что-то все не ловится и не ловится. И если не словится, то Семирский получится крайним в этой ситуации… Ладно, Паш. Поразвлекай тут барышню, а я пойду Богдановича допрошу.
– А я? – робко проскулил Васильченко.
– А на твоем месте, – Седов сладко зажмурился, – я бы поехал баиньки. Удовольствие неземное. Да и мешать будешь меньше.
– Я помочь хотел!
– Благими намерениями, Петя, вымощена дорога…
– К прокурору? – раздраженно перебил Васильченко. – Знаю!
Седов вздохнул:
– Конечно, к прокурору… Мало того что непутевый и сексуально озабоченный, ты еще и темнота необразованная!
Глава 13
Дурака нашли! Думали, он поведется на провокацию. Пойдет в редакцию «Ведомостей». И попадется прямо в расставленную ментами ловушку. Впрочем, чего ожидать от людей в форме? Их самих обвели вокруг пальца. Да, Лика Вронская все рассчитала ловко. Целый спектакль разыграла со своими похоронами. Интересно, как же она сумела обдурить милиционеров, сделать так, чтобы они поверили в версию о ее смерти? Договорилась, что ли, с санитарами в больнице, чтобы те выдали труп какой-нибудь скончавшейся бомжихи или сироты-наркоманки за ее тело…
Филипп Корендо отшвырнул в кусты окурок и сразу же закурил новую сигарету.
Пусть менты сидят в засаде у редакции. Наивные придурки, они рассчитывают поймать убийцу.
Намного интереснее другая засада, организованная Ликой Вронской. Сквозь ветки виднеется освещенное окошко. Девица пару раз забиралась на подоконник, пристально вглядывалась в темноту. Потом она заказала пиццу, притормозил у подъезда автомобиль доставки, из которого выскочил паренек в бейсболке.
Вспыхнуло соседнее окно, Вронская ужинала и снова и снова пыталась что-то рассмотреть в ночи.
Лика ждет. Ждет именно его, Филиппа. И она ничего не сказала милиции. Иначе за ним бы пришли сразу же. А он сидит здесь, в кустах, дожидается, пока погаснет свет в ее квартире.
Вронская мечтала лично поймать преступника. Но этого не произойдет. Когда она заснет, Филипп натянет до глаз черную шапочку, быстро откроет дверь отмычкой и рассчитается с девицей за все. Он планировал сделать это раньше. Но два раза Вронской везло. Теперь его очередь быть везунчиком.
Ее надо убить. И тогда никто ничего не узнает. И тогда Филипп сможет жить. Какое же это счастье! Жить, а не завидовать отцу, задыхаясь от ненависти и понимая, что он подсознательно перенимает его манеры, привычки. Идет его путем, вместо того чтобы искать собственный. Но найти свою дорогу невозможно, когда тебя душат любовью, заботой, советами. А на самом деле – эгоизмом. Самовлюбленностью.
Властность, жажда подчинения, полного и беспрекословного повиновения. Только это на самом деле движет родителями, которые всегда знают, что лучше для собственных детей. Но никогда не спрашивают их мнения по этому поводу. Им такое и в голову не приходит!
…Сколько Филипп себя помнил, отец никогда не оставлял ему ни единого шанса принять самостоятельное решение. В детстве его это устраивало. Он очень радовался тому, что отчим, не родной папа, – а так о нем заботится. Но даже тогда забота больше напоминала террор.
– Филипп, смотри, кого я тебе принес!
Голос отца звенит от гордости. Филипп радостно взвизгивает. У него день рождения, он просил подарить котенка, и вот у папы за пазухой кто-то шевелится.
– Я подумал, зачем тебе кот! Собака – это намного лучше! Ты будешь с ней гулять, это пойдет на пользу твоему здоровью! – говорит отец и удивленно вглядывается в его глаза. – Почему ты плачешь? Ты только посмотри, это же настоящий бультерьер!
Щенок маленький, беленький. С противной крысиной мордой. Едва оказавшись на полу, он делает лужу, брезгливо ее переступает, тоненько тявкает и бросается на Филиппа.
– Спасибо, папа, – растерянно бормочет он, возненавидевший щенка с первого взгляда. Как тяжело скрыть разочарование… – Но за котиком проще ухаживать, и кошки не кусаются.
– Ерунда. Щенок быстро вырастет. Ты займешься его дрессировкой. Он станет отличным другом!
Никакой дружбы, разумеется, не вышло. Мерзкий пес загадил квартиру, погрыз портфель. Филипп боялся его до одури. Ежедневные прогулки стали сущей пыткой, так как уже месяца в четыре Буля пытался сожрать каждого встречного и никакие объяснения и увещевания не помогали.
Если отца и, как ни странно, мамину подругу Нино гнусная псина еще хоть как-то слушалась, то Филипп стал для нее врагом номер один. Он не мог открыть холодильник, когда папы не было дома, не мог зайти в туалет. Буля, охраняя свою территорию, угрожающе рычал, его маленькие глазки наливались кровью. Как-то Филипп просто не выдержал. Подозвал пса, стал гладить одной рукой, а другой потихоньку занес над мощным затылком кастет. Наивный, кого он думал перехитрить! Буля увернулся от удара и вцепился ему в ногу, повис, как пиявка, не стряхнуть, не освободиться. Заорав от боли, окровавленный Филипп выскочил в коридор, столкнулся с соседом, тот сбегал за ножом… На бедре до сих пор шрам, в душе – ненависть и панический страх перед любой собакой.
Филипп хотел заниматься плаванием – отец отдал его на бокс. Вместо бодрящей прохлады воды – сломанный нос, вечно разбитые губы, ссадины.
Он собирался поступать в ГИТИС, отец настоял на нархозе. Ни любимой литературы, ни дрожи от предстоящей встречи с публикой, ни дурманящей атмосферы театра. Экономика, математика, цифры, расчеты.
