– Чем ты думала! Чем думала? – Маня осмотрелась по сторонам. Подушек поблизости больше не было, и она схватила журнал. – Ты бы в ящик полезла при таком известии? Задача номер один, когда подругу убивают! Срочно проверить электронную почту!
– Ты могла бы и сама понять! Это из твоей книжки я позаимствовала идею о фальшивых похоронах, – воскликнула Вронская, потирая ушибленный висок. – Впрочем, еще немного – и похороны будут настоящими.
Глаза подруги негодующе засверкали.
– Я плакала, Сережка весь извелся. Эх ты… Ни стыда, ни совести!
– Прости, – смущенно пробормотала Лика. – Правда, прости, пожалуйста. Ты – тот человек, кого я меньше всего хотела расстроить. Ты, мама, отец… Родители были в курсе всей этой истории. И редактор «Ведомостей», ему по плану так полагалось. Все остальные для чистоты эксперимента пребывали в неведении. И ты знаешь, что я поняла, просматривая сделанное папой видео? Помирать надо тихо и в кругу семьи. Коллеги мои на похоронах шушукались, болтали. Парламентский корреспондент даже коленку какой-то девицы поглаживал. Никакого почтения к смерти, честное слово.
– Я бы тебя на месте твоих коллег убила! То есть, – Маня вновь стала осматривать комнату, – я тебя и так убью, разумеется.
Лика покачала головой.
– Не верю. Ты любопытная.
Вздохнув, Маня примирительным тоном заметила:
– Пошли на кухню. Выпьем кофейку, и ты мне все расскажешь. Имею право!
– Имеешь, разумеется, – Лика облегченно вздохнула. Слава богу, Маня больше не дерется и не кричит. – Итак, после того, как меня шандарахнули по голове…
…Какое-то время ей казалось: память словно вытерли ластиком. Лика не помнила, как приезжали врачи, как она требовала забрать собаку. Но буквально через пару часов какие-то отдельные картинки стали складываться в мозаику. Которая пусть и не объясняла произошедшее полностью, но, по крайней мере, позволяла прояснить хоть некоторые детали.
Склонившееся над ней лицо Кирилла Богдановича изумительно красиво. Беспокойством наполнены большие голубые глаза. От мыслей и так обрывки. А когда рядом такие губы…
– С вами все в порядке? Как здесь вызывают «Скорую»? У вас есть мобильный? Я от своего был вынужден избавиться.
Он нажимает кнопки сотового, не обращая никакого внимания на заливающуюся лаем белую псину.
Раздается зычный голос:
– Что здесь происходит? Лика?! Ты где? Всем стоять! Милиция!!!
– Вам помогут! До встречи!
Кирилл бесшумно исчезает…
В больнице Лика доказывала:
– Володя! Паша! Да у Богдановича были все возможности меня добить! Но он «Скорую» все порывался вызвать. Возможно, он меня действительно подкарауливал. Но не для того, чтобы на тот свет отправить.
– А кто тебе тогда чуть череп не проломил? – саркастически поинтересовался Седов.
– Не знаю! Но думаю, что этот человек панически боялся собак. А Кирилл не боялся, присел рядом на корточки, спрашивал, как я себя чувствую.
Однако, если не Богданович, тогда кто?..
– Семирский, – не терпящим возражения тоном заявил следователь. – Может, не сам лично, но по его указанию.
– Подожди ты со своим депутатом, – отмахнулась Лика. – Я подозревала Кирилла, думала, что он в сговоре с Нино. Но как возникли эти подозрения? После поездки в Витебск. Я думала, что его насторожил мой визит в музей. Но если Богданович не виноват, то… Понимаете, я вспомнила! В Витебске, после обнаружения тела Дорохова, я толкала представителям местных правоохранительных органов пламенную речь. По поводу семьи Корендо. Рассказала про Дашу. И…
Следователь и оперативник переглянулись.
– Не может быть, у него алиби, – заявил Паша.
На лице Седова появилось недоуменное выражение.
– Филипп? Но зачем?
Лика пожала плечами:
– Понятия не имею. Проблема в том, что возле этого дела закрутился целый клубок интересов. У вас все время кто-то путается под ногами. Нино, Семирский, Богданович. Но пасьянс с их участием все равно не складывается, слишком много противоречий. А если представить, что убийца Филипп, – нестыковок на порядок меньше.
– Да он про картину не знал ничего! И у него с отцом были прекрасные отношения, – забурчал Паша. – Вечно ты, Вронская, ерунду говоришь. А уж после того, как тебе по голове дали, несешь полную ахинею.
– Если в твоей семье тишь да благодать, ты просто счастливчик. Но не всем так везет. Знаете, ребята, у меня появилась идея…
Часа два они критиковали ее план. Говорили о том, что имитация похорон – это сложно технически. И по-человечески как-то уж совсем за рамками приличий.
– Откуда такая уверенность, что все условные не-убийцы ломанутся в редакцию «Ведомостей», а убийца придет с тобой расправляться? Почему ты не сомневаешься, что Филипп, узнав о твоей смерти, просто не возрадуется и не успокоится?
– Он решит, что это провокация. Я ведь говорила о том, что хочу сама раскрыть преступление. И Филипп обязательно будет думать, что милиция не поставлена в известность.
– Бред! – в сердцах бросил Седов. – Все махинации с телом – это плод воображения романистов. Ты же знаешь – вскрытие проводится. Да сейчас, даже если труп обезображен, установить личность человека проще простого, возможности экспертов практически безграничны. И что, он поверит, будто бы ты инсценировала собственную смерть?
– Филипп не работает в милиции и не пишет детективных романов. И та настойчивость, с которой он пытается меня убить, говорит только об одном – я попала в точку. Я высказывала лишь одну из версий. И сама даже не акцентировала на этом внимание. Но это оказался именно тот пасьянс, который сошелся. Филипп просто думает, что мне все известно. И пытается заставить меня замолчать.
– Карп никогда не согласится на проведение такой операции, – уверенно сказал Седов. – Авантюра чистейшей воды.
Паша выразительно вскинул брови.
– Не поминай имени Семирского всуе, и Карп сделает все, что тебе нужно. Хотя мне тоже кажется – логики в этом плане нет совершенно. А что, если Филипп также попытается проникнуть в редакцию?
– Не попытается. В статье речь пойдет об убийцах. Во множественном числе. А он действовал в одиночку!
Оперативник не сдавался:
– Хорошо, задействованы две бригады сотрудников спецподразделения. Но та, что возле твоего дома, напрасно прокукует всю ночь. Твои дальнейшие действия, мадам труп?
– Скорее всего, нервы преступника на пределе. По большому счету, в моей смерти не было логики. Но та настойчивость, с которой действовал Филипп – я на 99 процентов уверена, что речь идет о Филиппе, именно о нем, – свидетельствует о том, что он уже себя не контролирует.
…– Не знаю, как, – Лика отодвинула пустую чашку, – но я их, Маня, уболтала. И вот тогда мне стало реально очень страшно. Я боялась, что ничего не выйдет.
