«В восстановлении информации особой нужды теперь, пожалуй, нет. Убийца – Наталья Перова, надо просто прояснить некоторые моменты, – думала Лика, целуя Пашу на прощанье. – Но для него это вопрос принципа».
Проводив бойфренда, Лика подошла к компьютеру и стала просматривать файлы Марины Красавиной. Паша не ошибся – в них тексты романов. И Лика читала их все, хотя мистику по большому счету не любила. Только проза Марины – это, прежде всего, не жанр, а личность автора. Безумно притягательная.
– Хм… «Проклятье сатаны», – Лика в недоумении уставилась на экран. – Мне не попадался этот роман. Но, может, он публиковался под другим названием? Иногда редактора меняют названия романов даже известных писателей… Нет, эту книгу я никогда не читала. Да и папка создана недавно. Наверное, это последняя книга Красавиной. Да, точно, вот тут еще в начале романа и приписка короткая для редактора…
Лика разыскала в рюкзаке карманный компьютер и перекачала на него роман. Толку от маленького компьютера в плане написания книг и статей немного. Текст неудобно вводить, глаза устают. Зато книги читать с него хорошо. Можно закачать в крохотулю кучу книжек и не таскать с собой тяжелые тома.
В постель Лика забиралась с твердым намерением прочитать последний роман писательницы. Но в первый раз сюжет то и дело ускользал от внимания.
Это книга женщины, которой больше нет. Марина никогда не увидит свой роман напечатанным, со склеенными страничками, пахнущими типографской краской. Какая нелепая, страшная смерть…
Смерть всегда нелепа и страшна. Кто может перейти черту, за которой заканчивается жизнь, с радостью и спокойным сердцем? Даже самоубийца делает этот шаг с отчаянием… Инесса и Карина так и не стали счастливыми. Марина не напишет новых романов. Михаил больше не будет рисовать церкви.
По щекам Лики заструились слезы. Бедный, бедный художник. Он столько пережил, только нашел себя, стал известным, и вот…
«Просили ли вы бога о помощи?» Именно это спросил священник у Сомова. И после этой фразы все изменилось…
– Господи, – зашептала Лика, перекрестившись. – Пожалуйста, помоги нам. Дай сил мне и Володе во всем разобраться. Ты ведь справедливый, господи. А когда умирают женщины, умирают в страшных муках – это несправедливо…
Заснеженные деревья выстроились, как часовые, вдоль узкой ленты дороги. Машина мчится вперед, через деревеньки и небольшие городки. И резко тормозит перед указателем. На белой пластинке знака черные буквы: «Перово».
Лика подскочила на постели и протерла глаза. Она заснула? Сон помнится совершенно отчетливо, и эти мелькающие деревья, и нога, вжимающая педаль газа, и указатель. «Перово»? Не может быть…
Она набрала номер Седова.
– Володя, ты на работе? Можешь пробить по базе, жила ли Наталья Перова в населенном пункте, называющемся «Перово»? Нет, области не знаю. Возможно, Подмосковье, по виду вроде похоже. Я тебе потом все объясню…
2
В папином лице ни кровинки. Игла капельницы вонзилась в вену более часа назад. Почему же Иван Андреевич не приходит в сознание?
Антон Зарицкий поднялся со стула у постели отца и, стараясь не шуметь, вышел из палаты.
В ординаторской врачи пили чай с бутербродами. Их беззаботный вид вызвал у Антона прилив жгучей ненависти. Они пьют чай, а папа умирает! Худое тело вытянулось на постели, волосы седые, лицо как мел, едва дышит, со свистом, с хрипами. А тут веселье, чуть ли, дым коромыслом.
– Сделайте же хоть что-нибудь! – заорал Антон. – Моему отцу плохо! Если у вас нет сочувствия к пожилому человеку, то вы хотя бы художнику гениальному помогите!
Тот самый врач, который осматривал привезенного на «Скорой» папу, рыжеволосый и невысокий, тихо сказал:
– С вашим отцом все в порядке. Давление уже понизилось. Сердце работает нормально. Сейчас вводятся седативные препараты. Вечером сможете его домой забрать. Вот, возьмите. И успокойтесь.
Антон засунул под язык таблетку валидола и вернулся в палату отца.
«Прости, не уберег тебя, папка. Руки бы поотрывать этим журналистам», – подумал он, поправляя укрывающее отца одеяло.
Заголовки на новостных сайтах появились ранним утром. «Маньяк свирепствует». «С известной писательницей расправился убийца». «Новая жертва изрезана на кусочки».
Сердце Антона сжалось. Без Марины ему будет плохо. Но сейчас самое главное – уберечь Ивана Андреевича от всех этих подробностей. Не в его годы и не с его давлением узнавать, что именно сделали с потенциальной невесткой.
Прямо отец никогда не говорил о том, что хочет и поднять бокал с шампанским в честь свадьбы, и внуков понянчить. Но когда Марина приезжала к Антону, папа просто расцветал от удовольствия. Скрипела коляска. Иван Андреевич суетился, все спрашивал:
– Марина, хотите, я вам покажу свои работы? Чай, кофе?
Не давал Антону даже на кухню пройти. Поднос на папиных безвольных коленях и такое ожидание в глазах…
Марина с отцом всегда долго разговаривала. Иван Андреевич рассказчик – заслушаешься. А уж перед возможной супругой сына и вовсе соловьем заливался. Антон знал, что напрасно все это, да и устраивали его свободные отношения с Мариной. Но все равно приятно было. Марина – единственная женщина, покорившая не только его сердце, но и очаровавшая Ивана Андреевича. Папа молодел в ее обществе, шутил, становился как-то бодрее…
Антон предусмотрел все. Замотав шею шарфом и натужно кашляя, объяснил:
– За газетами не поеду, простудился сильно.
Антенну телевизионную отсоединил и даже якобы поговорил с кем-то по телефону. В ближайшее время не починят, поломка серьезная.
Отец два дня стойко переносил информационный голод, и Антон уже решил, что все, обошлось…
Как он мог забыть про старый приемник, по которому Иван Андреевич еще «Радио Свобода» слушал. Глушили станцию постоянно, хрипела и взвизгивала пластмассовая запыленная коробка…
Звука работающего приемника Антон не слышал. Закрылся в своей комнате с кружкой малинового чаю, листал каталог приятеля, недавно организовавшего первую персональную выставку.
И так вдруг тревожно стало.
– Иван Андреевич! Иван Андреевич, ты где? С тобой все в порядке?
Дом большой, комнат много.
Антон заглянул в мастерскую, в гостиную, папину спальню.
Отец был на кухне. Голова бессильно склонилась набок, из носа течет узкая струйка крови. Хрипит приемник на столе:
– От комментариев представители органов следствия пока воздерживаются…
Коротенький номер «Скорой» так сложно набирать, когда в глазах туман и руки трясутся.
До приезда врачей Антон перенес почти невесомое тело отца на кровать, раз двадцать находил пульс на его руке, распахивал окна, закрывал, сходил с ума…
