– Тимофей Аркадьевич, а вы знаете что. Повод для передачи дела другому следователю найти просто. А еще проще обнаружить проблемы в вашей работе. Статистика у вас плохая. Сроки расследования постоянно продлеваете. Годы, годы, Тимофей Аркадьевич. Придется признать: вам уже не место в прокуратуре.
Ковалев достал из папки лист бумаги и принялся писать. Скосив глаза, Игорь Петрович прочитал:
«Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию».
– Вы думаете, я бы остался? – Тимофей Аркадьевич горько усмехнулся. – Чтобы каждый день физиономию вашу видеть? Да зачем мне это надо!
– Если вы думаете устроиться в другую прокуратуру – обещаю, у вас это не выйдет.
– Понимаю.
– У вас будет маленькая пенсия.
– И это понимаю. Да лучше с хлеба на воду перебиваться, чем сделаться мразью!
Не прощаясь, следователь вышел. Бородко размашисто подписал его заявление. Выругался сквозь зубы: «Катись ты на все четыре стороны, маразматик хренов!» И снова потянулся за бутылкой…
3
Негромко играл джаз. От музыки, приглушенного света, витающего в воздухе запаха духов и, кажется, настоящего праздника сердце Лики Вронской защемило от горечи. В такие вечера тяжело быть в одиночестве.
«Где Франсуа? Где хоть кто-нибудь? – подумала она и посторонилась. По бокам от рядов стульев официанты расставляли столики для VIP-гостей. – Франсуа по-прежнему не пишет. Наверное, уже и не напишет. И все-таки хорошо, что он был. Он дал мне почувствовать себя женщиной. Привлекательной, сексуальной. Симпатичный француз мог бы выбрать моделей, а выбрал меня. И он умирал от желания, набросился, как сумасшедший. Как можно об этом жалеть? Да, все закончилось, так толком и не начавшись. Ну и что? Когда мне нравится мужчина, хочется его удержать. Но не все и не всегда можно забрать, унести с собой, сохранить навечно. Навечно – так вообще, наверное, не бывает. Я просто благодарна Франсуа за счастливую сумасшедшую ночь. Из таких мгновений состоит жизнь, нужно уметь ценить счастье, даже если оно сгорает, как фейерверк. И потом становится больно, что все закончилось слишком быстро».
Украдкой стащив с подноса бокал с шампанским, Лика осмотрелась по сторонам. Публику начнут пускать через полчаса. А сейчас завершаются последние приготовления. На подиуме парни в синих комбинезонах раскатывают дорожку, чтобы скрыть малейшие щели. Подиум скользкий. И если каблук модели угодит между пластин – барышня упадет. Они же вечно в предобморочном состоянии из-за постоянного недоедания.
– Почему нас не встретили? Где комната для Марианны? – накинулась на Лику какая-то худая девица в очках. – Мы же указывали в райдере.
[30]
Нам надо специальное помещение. Фрукты и кофе приготовили?
– Пойдемте, – подхватив девицу под локоть, Лика направилась за кулисы. – Вообще-то я не организатор этого мероприятия. Но сейчас все выясним. Марианна отличная певица, и я думаю, все уже готово.
Открыв первую находившуюся за кулисами дверь, она пробормотала:
– Так, здесь у нас гримерка, оказывается.
И, увидев Лену Быстрову, спросила:
– Тут из команды Марианны люди уже подходят. Где комната для певицы?
– По коридору налево, – прокричал чей-то голос.
– Почему в конце коридора?! Что за организация! – визжала девица. – Почему нет таблички с ее именем!
– Вы располагайтесь, – мягко сказала Лика. – Будет вам табличка.
Сдавая куртку в гардероб, она как раз заприметила плакат с безмятежно улыбающейся певицей. Можно попытаться его на время умыкнуть у поклонницы. Разыскать скотч, на худой конец, жевательной резинкой воспользоваться. Вот и табличка!
Лика торопилась в холл, и вдруг из глаз искры посыпались.
– Эй! Осторожнее, – потирая ушибленный лоб, воскликнула она. – Вы смотрите, куда идете?!
– Простите, – пробормотал мужчина в черном костюме.
Его лицо, гладко зачесанные в хвост волосы показались Вронской знакомыми.
«А, это Легков, – поняла она. – Тот самый мужик, с которым я видела Наташу в ресторане. Дизайнер. Сегодня его вечер, показ его коллекции».
– Петр, и вы меня простите, – улыбнулась Лика. – Вечно я пру, как танк, по сторонам не смотрю.
Мужчина всхлипнул:
– Как же я волнуюсь…
– Это понятно. Постарайтесь успокоиться. Все пройдет хорошо. Я не видела ваших моделей, но, судя по отзывам в прессе, вы очень талантливы.
Петр обреченно махнул рукой:
– А, эти щелкоперы. Не заплатишь – не напишут.
– Неправда! Вы ошибаетесь, думая, что все журналисты продаются. Это стереотип. Я сама журналист и хочу вам сказать…
– Вот вы и попались, – возбужденно перебил Легков. – Попались! Напишите про мою коллекцию. Только честно. Платить вам я не стану. Проверим, бывают ли порядочные журналисты.
– Понимаете, я не разбираюсь в моде, – робко возразила Лика. – У меня другая специализация, и я не компетентна в этих вопросах.
Легков не сдавался:
– Я вам все объясню.
Лика покорно потащилась за ним следом.
«У меня сегодня просто день добрых дел», – подумала она.
Петр театральным жестом распахнул дверь:
– Прошу! Идея этой коллекции…
Он что-то говорил, показывал, снимал вешалки с платьями. Но пораженная Лика не слышала, что ей объясняет дизайнер.
Итальянский темно-бордовый брючный костюм, в котором еще в начале вечера Вронская чувствовала себя необычайно элегантной, сразу же показался убогим.
Все убого. Дешево. Безыскусно. Настоящая одежда должна быть именно такой. Необычные ткани, изысканные модели, неброская, но оригинальная отделка.
– Я в шоке, – пробормотала Лика, не в силах оторвать глаз от коллекции.
– Это еще не все платья! Некоторые уже на манекенщицах. Вы бы их видели!
– Петр, спасибо вам большое. Спасибо. Благодаря вашей коллекции я почувствовала себя женщиной.
Дизайнер рассмеялся:
– Так а вы кто? Судя по тому, что я вижу, точно не мужчина!
– Понимаете, – Лика на секунду запнулась, пытаясь подобрать слова, – сложно объяснить. Я никогда раньше не испытывала такого безграничного восторга. Захотелось купить хотя бы одно такое потрясающее платье. Подобрать к нему сумочку, туфли, сделать прическу. Для меня это нетипично. Если я покупаю платье – то лишь потому, что меня пригласили на прием с дресс-кодом, не пойти на который нельзя, а во всех имеющихся платьях я уже появлялась. Одежда для меня – как правило, часть работы. И у меня не очень-то женское мышление. По работе я общаюсь с политиками, экономистами. Лидеры мнений в большинстве своем – мужчины. Мне приходится принимать решения, работать с людьми – и это тоже способствует формированию скорее мужских рефлексов. Мозги начинают варить не совсем по-женски. Наверное, как и у всех женщин, которые серьезно занимаются карьерой. Поэтому то, что произошло сейчас… Это как возвращение к себе, своей природе, сущности. Спасибо вам, Петр. Давайте, знаете, как договоримся. Про показ я писать не буду. Ну зачем вам непрофессиональная заметка? Лучше я возьму у вас интервью. Подготовлюсь, вопросы составлю. У редактора нашей газеты позиция в этом плане правильная. Он всегда поддерживает молодые таланты.
