Покашливая, приблизился Удо, сын Онева. Купец сутулился и выглядел больным.
– Опять все отсыреет… – ворчал он. – Где солнце? Хоть Хорсу молись!
Неожиданно он схватил Олега за правую руку, кто-то, подкравшись сзади, заломил левую, а третий неизвестный ловко выхватил Олегов меч из ножен. Сухов отчаянно рванулся, и его с размаху припечатали спиной к мачте.
– Не балуй! – спокойно посоветовал Удо, разглядывая поданный ему хазарский меч. – Ничего, так, клиночек. Острый…
И он ловко срезал у Олега с пояса кошелек.
– Пусти, сука! – крикнул Олег в бешенстве.
Удо посмотрел на него с укоризной.
– Ругается еще… – вздохнул он и ударил кулаком под дых, коротко, без замаха.
Олег задохнулся на мгновение и ответил, ногой съездив купцу по коленке.
– Ай!
Морщась, Удо отпрыгнул и протянул руку в туман, требовательно пощелкивая пальцами. Из тумана протянулась рука дающего, держащая кнут.
– Экий бычок норовистый! – добродушно проговорил Удо. Замахнувшись, он стегнул Олега, распарывая ему рубаху. Поперек груди набухли капельки крови из рассеченной кожи.
«Только бы грамотку не задел!» – мелькнуло у Сухова.
– Продолжать? – спросил Удо с прежним добродушием.
– Довольно…
– Я тоже так думаю, – согласился Удо. – Боос! Чамота! На весло его!
Два здоровенных морехода, державших Олега, провели его на нос и усадили на скамью у правого борта. Худой, но жилистый старикан с отрезанными мочками ушей и татуировкой на щеке, толстым кожаным ремнем ловко привязал левую ногу Олега к скамье и затянул хитрый узел.
– Людей нехватка, – объяснил Удо, жуя новый кусок сала. – Что сидишь? Греби давай!
Косолапый, перекособоченный Боос выразительно щелкнул бичом. Олег выстроил трехэтажную конструкцию из самых отборных матов, но на Удо с Боосом его монолог не произвел особого впечатления.
– А с тобой что делать будем? – повернулся Удо к Пончику.
– Пончик! – крикнул Олег на русском образца двадцатого века. – Прогибайся!
– Не вели казнить! – завопил Пончик, падая на колени. – Лекарь я! Пригожусь тебе!
– Лекарь, говоришь?.. Правду ли баешь?
– Проверь!
– Хм… – глубокомысленно выразился Удо, поискал и нашел решение вопроса: – А вот у меня в горле першит! Лечи давай!
– Это мы мигом! – засуетился Пончев.
Бросившись к своей сумке, изрядно похудевшей за время пути, он нашел сушеную малину и потребовал:
– Вода потребна! Чашу хорошую и чтобы кипяток!
– Борис! – гаркнул Удо. – Нагрей лекарю воды!
– Много ли? – раздалось тягуче из тумана.
– С полкотелка!
– Подождать надобно…
Олег сцепил зубы и стал тягать весло. Прямо перед ним шевелились лопатки впередисидящего гребца. Всякий раз, наклоняясь вперед, гребец сгибался так, что у него проступали все позвонки, напоминая гребень земноводного. А когда разгибался, на Олега накатывал тяжелый дух давно не мытого тела.
– А мы точно в Старигард идем? – спросил Сухов.
Впередисидящий глянул на него краем глаза.
– Точно… – буркнул он.
– Тогда ладно! – сказал Олег. – Потерпим.
Солнце поднялось повыше, и туман стал редеть, открывая морские дали. Кнорр шел, забирая к северо-западу. Берег по правому борту не пропадал из виду, так и тянулся волнистой полосой, а слева стелилась песчаная коса, близнец Неринги, и казалось, будто покрывшие ее сосны росли прямо на волнах. Задул ветер с юга. Боос с длинным как жердь Чамотой поднял парус, и гребцы убрали весла.
– Вскипело! – высунулся из-за мачты мордатый Борис. – Кому тут полкотелка?
– Мне! – отозвался Пончик. – Чашки есть?
– А то!
Борис покопался в сундучке с посудой, погремел и достал глиняную чару.
– Во!
– Пойдет! – бодро сказал Пончик.
Запарив в чаре малину, он дал выпить настою Удо и велел купцу закутаться.
– Ух ты! – изумился тот, выхлебав снадобье. – Враз потом прошибло!
– Вот сиди и потей! – сказал Пончев назидательно. – С потом хворь выходит!
– Ладно тогда, – смилостивился хозяин корабля. – Живи!
– Благодарствуем! – поклонился Шурик, пряча гримасу.
Потекли часы плавания. Кнорр обогнул широкую песчаную косу, прикрывавшую Эстмере, и вышел в открытое море. Там сменили курс, повернув на запад, и парус пришлось опустить.
– Весла на воду! – распорядился Удо, потея под толстой кошмой. – Живо!
Гребцы мигом окунули весла и налегли.
Последним к работе приступил Олег. Сидел он ближе всех к форштевню, потому и весло ему досталось самое длинное и тяжелое. На варяжской лодье место это считается почетным, его занимают лучшие бойцы, а на кнорре такая «честь» больше схожа с наказанием. Со своей скамьи Сухов видел всю палубу, до самой кормы, где горбатились такие же рабы, как и он. Рабы? «Мы не рабы, – усмехнулся Олег, откидываясь с веслом, – рабы не мы! Я вам еще устрою…»
Кнорр не уходил далеко в море, не удалялся от берега, занесенного дюнами, с островками сосновых лесков. Поморье. Померания. Поляки пока только принюхиваются к запаху моря, но скоро уже предки заносчивых шляхтичей устремятся к этим берегам.
Ветер переменился, дунул с севера. Рей толчками пополз на мачту, хлопая раздуваемым парусом, и гребцы снова убрали весла, откинулись к бортам, сипло вдыхая соленый воздух.
Гребец, что сидел перед Олегом, спросил глухо, не поворачивая головы:
– Как звать тебя? – Его русский был далек от совершенства, но внятен.
– Звать Олегом.
– А мое имя – Прийду, – представился товарищ по несчастью, – я из племени эстов.
– Слушай, Прийду, – тихо заговорил Олег, – а тебе не приходило в голову, что кнорр можно захватить? Пустить Удо и всю свору рыбам на корм и самим плыть? Или в пираты податься!
– Пир… что?
– Ну, как их тут называют… «Тигры моря»! «Морские братья»!
Прийду прыснул в мозолистый кулак и захихикал, мотая нечесаной головой.
– А Удо кто, по-твоему? – еле выговорил он. – Он и есть морской брат. Его по всем берегам знают. Он по Висле шнырял, набирал товар. А потом арабам все продал – дюжину славянских невольниц. Моравок, чешек… А теперь отдыхает Удо, плывет в Старигард, янтарь везет. А ты, как последний тупица, сам полез к нему на борт! Подумал бы, ну кто на Висле пристает к берегу, если не разбойник?
– Во как…
– Да, вот так. А ты, я вижу, задиристый, не сидится тебе! Так я недосказал о том, кто был до тебя. Звали его Глеб, выступной был… Кинулся вчера на Удо, а тот ему – раз! – и голову с плеч. И за борт, рыбок твоих кормить…
