Панис помчался в трактир, в эту раннюю пору еще закрытый. Он знал, что Саак живет в маленькой квартирке над заведением, хотя ни разу не бывал у него дома. Панис постучал в дверь, и через несколько минут ему открыли. Хозяин стоял на пороге всклокоченный, с красными глазами. Ни слова не говоря, он знаком пригласил Паниса войти. В скромно обставленной гостиной Саак показал на единственное удобное кресло, бархатное, потертое, неопределенного желто-красного цвета — недоброжелатель назвал бы его цветом гусиного помета, — и тотчас же вышел. Панис остался один, мучимый злостью и подозрениями. У него в голове не помещалось, что Элени куда-то уехала, и он в который уже раз перечитывал записку:
Дорогой Панис, я поехала в Афины, буду участвовать в шахматном турнире. До скорого.
Элени.
Вернулся Саак, в черных брюках и голубой майке, в руках он нес какую-то еду. За ним появилась жена, неся кофе и чашки. Поздоровавшись с Панисом, она ушла, оставив мужчин одних. Панис протянул записку Армянину, тот внимательно ее прочел и повертел в руках, словно желая убедиться, что больше никакой информации нет.
— Она уехала сегодня утром? — спросил Армянин, наливая кофе Панису.
Тот кивнул. Оба стали молча пить кофе.
— И кто в курсе? — спросил Армянин, все это время обдумывавший ситуацию.
Он отрезал себе большой кусок хлеба, аккуратно положил на него маслины и полил маслом.
— Я, — сдавленным голосом проговорил Панис. — Пока… Ну и ты, разумеется, — добавил он для точности. — Еще Курос, я думаю. Это ведь он все устроил.
— На твоем месте я бы не впутывал сюда учителя, — с полным ртом ответил Саак.
— И все-таки я наведаюсь к нему… Вот лицемер… Просто гад какой-то…
Панису стало немного легче, когда он выплеснул наружу ругательства, уже давно вертевшиеся у него на языке.
— Почему бы не назвать вещи своими именами? — прибавил он, накалывая маслину.
— И правда, — согласился Армянин. — Но только вещи-то не те…
Панис недоуменно посмотрел на него. Он понятия не имел, на что намекал Саак. Тот продолжал спокойно жевать. Панис потерял терпение:
— Да не темни ты!
Саак не заставил себя упрашивать:
— С той нашей поездки в Халки я все думал об этом. Тут, на мой взгляд, есть два выхода. Первый: ты разводишься. Ты хочешь развестись?
Панис пробормотал что-то неразборчивое. Сааку показалось, что он услышал слово “привык”.
— Именно так я и думал, — сказал он.
— А другой выход? — спросил Панис, совсем сбитый с толку.
— Ты соглашаешься. Более того: берешь на себя ответственность!
— Ты не можешь выражаться яснее? — вскипел Панис, исчерпавший весь свой запас терпения.
— Ты испытываешь гордость. Кстати, у тебя есть для этого основания!
В голове Паниса на мгновение прояснело. Саак опять занялся бутербродом.
Кипя от возмущения, Панис хотел сразу отбросить подсказанную Армянином мысль. Однако в душе у него боролись противоречивые чувства, и он переключил внимание на еду, которую прежде не замечал. “Еда — это как сон, она может подсказать правильное решение”, — подумал Панис, делая себе бутерброд.
Хозяйка отеля “Дионис” в третий раз посмотрела на часы, уже сверенные с настенными часами в холле. Кажется, и те и другие шли верно. Было без четверти семь, а Элени еще не появилась. Хозяйка начинала нервничать. Всегда, когда горничной надо было прийти попозже, она предупреждала заранее. На завтрак уже потянулись первые туристы. Теперь Мария не могла оставить свой пост. Она попросила сына позвонить Элени домой и найти ей замену. Рассеянно обслуживая посетителей, она тем не менее демонстрировала хорошее настроение. Не то чтобы она злилась на Элени, просто не знала, что думать. Сын, вернувшись, сообщил, что дома у Элени никто не отвечает и что она, наверное, уже в дороге. Мария благодарно улыбнулась сыну — известие, однако, ее не успокоило. Целый час она наполняла чашки, приносила приборы, говорила о погоде, а сама все это время думала о том, что совершила ошибку: ей надо было поговорить с Элени. Сдержанность — это одно, а невнимание к человеку — совсем другое.
В половине девятого парадная дверь гостиницы отворилась и вошел парнишка лет пятнадцати, она его видела и раньше. Оробев от посторонних взглядов, он застыл на пороге. Мария двинулась ему навстречу. Увидев ее, мальчик приободрился и протянул ей письмо. Мария поспешно его взяла и дала мальчику монетку. Тот поблагодарил и исчез. Мария вскрыла конверт. Старательно выведенные буквы письма наводили на мысль, что писать его автору доводилось крайне редко. Мария быстро пробежала глазами короткое послание:
Мадам, с сожалением сообщаю Вам, что моя жена, Элени Панайотис с Наксоса, не может прийти сегодня на работу, поскольку она поехала в столицу, где будет представлять наш остров на шахматном турнире. Извините за причиненные неудобства. С уважением,
Панис Панайотис.
Панис и Армянин долго думали над тем, как составить письмо, и решили, что к имени Элени надо обязательно прибавить “с Наксоса”, чтобы объяснение выглядело посолиднее. Еще они хотели снабдить слово “остров” определением “прекрасный”, но не стали этого делать, опасаясь, как бы не получилось слащаво. Внутри у хозяйки “Диониса”, уроженки Наксоса, без всякого сомнения, билась патриотическая жилка. И так все поймет.
Врата Аполлона скрылись за горизонтом, уступив место голубому простору, где почти слились море и небо. Разделительная линия была так расплывчата, что казалось, будто природе хотелось стереть границы между стихиями. Наксос растаял в голубизне, отливающей всеми цветами радуги.
Первый час поездки Элени провела на своем месте, глядя на пенящуюся за бортом воду и радуясь солнечным бликам, пляшущим на взбудораженной поверхности воды.
Вначале они миновали остров Парос, она его хорошо знала: в Наусе, небольшом рыбацком городке на севере острова, жили ее двоюродные сестры. Когда они с Панисом и детьми приезжали к ним, то всегда ели жареного осьминога в трактире на берегу моря. Хозяин выбирал осьминога из тех, что висели у него во дворе на веревочке: выловленные тем же утром, они вялились на солнце. Элени очень нравился этот незатейливый ритуал.
Парос и Наксос так близко расположены друг к другу, что, находясь на одном острове, можно видеть другой в любую погоду. А чтобы добраться с одного на другой, вовсе не надо было покупать билет на теплоход — кто-нибудь из рыбаков, выходящих в море на своей лодке, мог подвезти.
По мере того как Элени удалялась от родного порта, она все чаще сомневалась в названиях островов, мимо которых проплывала. Разумеется, она узнала Дилос, Миконос и Сирос, но как назывался маленький островок слева по борту, не смогла вспомнить. “Надо будет побывать на каждом, хотя бы раз, — подумала она. — Люди приезжают со всех концов света, чтобы их увидеть, а я не знаю того, что у меня под носом”.
