Шахматная партия наконец закончилась.
* * *
Услышав последние слова председательствующего, Ларри не поверил своим ушам. Когда к нему подошел судебный пристав и взял его за руку, Ларри оттолкнул его и бросился к судейскому столу.
– Подождите! – закричал он. – Я не убивал ее. Меня обвинили ложно!
Другой судебный пристав поспешил на помощь. Вдвоем они схватили Ларри, и один из них надел ему наручники.
– Пустите! – вопил Ларри. – Послушайте меня! Я не убивал ее!
Он попытался вырваться, но наручники не позволили ему этого сделать, и его увели.
Ноэль почувствовала, что кто-то крепко взял ее за руку. Надзирательница собиралась увести ее из зала суда.
– Вас ждут, мисс Паж.
Раньше, когда зрители в театре вызывали ее аплодисментами на сцену, ей тоже говорили эту фразу: «Вас ждут, мисс Паж». Только на этот раз занавес опустился навсегда. Ноэль вдруг осознала, что это ее последнее появление на людях. Она больше никогда их не увидит. Разве что из-за тюремной решетки. У нее прощальный выход. Здесь, в этом грязном, обшарпанном зале греческого суда, она участвует в заключительном акте драмы своей жизни. «Ну что же, – пришла ей в голову дерзкая мысль, – по крайней мере сегодня у меня хороший зритель». В последний раз Ноэль оглядела переполненный зал. Там она увидела Армана Готье. Он был потрясен приговором и, впервые сбросив привычную маску цинизма, в глубоком молчании растерянно смотрел на нее.
В зале находился и Филипп Сорель. Он изо всех сил старался изобразить на своем грубом лице ободряющую улыбку, но у него это не очень-то получалось.
На противоположной стороне зала она заметила Исраэля Каца. Наклонившись и закрыв глаза, он шевелил губами, словно тихо молился. Ноэль вспомнила ту ночь, когда под носом у гестаповского офицера-альбиноса она тайно вывезла Каца в багажнике генеральской машины. Тогда она умирала от страха. А теперь этот страх казался пустяком по сравнению с охватившим ее сейчас ужасом.
Обводя глазами зал, Ноэль вдруг узнала владельца ателье Огюста Ланшона. Она не могла вспомнить его имени и фамилии, но не забыла свиноподобного лица, толстого тела и мрачного гостиничного номера во Вьене. Когда он увидел, что она смотрит на него, то, не желая иметь с ней ничего общего, опустил глаза.
В зале также стоял высокий, красивый седой человек, похожий на американца. Он пристально вглядывался в нее, словно хотел ей что-то сказать. Ноэль не имела о нем ни малейшего представления.
Надзирательница тащила ее за руку, приговаривая:
– Идемте, идемте, мисс Паж...
* * *
Фредерик Ставрос был в шоке. Он не только оказался свидетелем жестокого судебного фарса, но и сам принял в нем участие. Можно пойти к председателю суда и рассказать ему об обещании Чотаса и о том, что из этого вышло. Поверят ли ему? Примут ли его всерьез? Мнение Чотаса наверняка перевесит его собственное. «Теперь это уже не важно, – горько подумал Ставрос, – наверное, придется расстаться с адвокатской практикой – никто больше не станет пользоваться моими услугами». Кто-то позвал его по имени. Он обернулся и увидел перед собой Чотаса, который говорил ему:
– Если вы завтра свободны, Фредерик, может быть, мы с вами вместе пообедаем? Мне бы хотелось познакомить вас с моими компаньонами. Думаю, что вас ожидает прекрасное будущее.
Через плечо Чотаса Фредерик Ставрос увидел, что из своего кабинета выходит председатель суда. Теперь самое время поговорить с ним и объяснить все, что произошло. Ставрос вновь повернулся к Наполеону Чотасу, с ужасом думая о том, что проделал на суде старый адвокат. Вдруг совершенно неожиданно для себя Ставрос услышал собственный голос:
– Это очень любезно с вашей стороны, мэтр. В какое время вам будет удобно?..
* * *
По греческому законодательству преступников казнят на маленьком острове Агеана. Из Пирейского порта туда можно добраться за час. Обреченных узников доставляют на остров на специальном государственном судне. Минуя ряд небольших серых скал, попадаешь в бухту. На высоком голом утесе построен маяк. Агеанская тюрьма расположена в северной части острова, и ее не видно из крохотной бухты, в которую постоянно заходят экскурсионные катера. Возбужденные туристы проводят на Агеане час или два, знакомясь с достопримечательностями и бегая по магазинам. В тюрьму их не пускают. Туда заходят только по делу.
* * *
Четыре часа утра. Суббота. В шесть Ноэль должны расстрелять.
Ей принесли ее любимое бордовое платье из чесаной шерсти, купленное у Диора, и подходящие к платью красные замшевые туфли. Она надела новое шелковое белье ручной работы и украсила шею белым жабо из венецианского кружева. Константин Демирис прислал Ноэль ее личную парикмахершу, чтобы на прощание сделать ей прическу. Ноэль словно собиралась в гости.
Умом она понимала, что нечего ждать помилования в последнюю минуту. Очень скоро в ее тело всадят пулю, и на землю прольется кровь. Однако в душе Ноэль все-таки надеялась, что Константин Демирис сотворит чудо и спасет ей жизнь. Собственно, никакого чуда и не требуется. Достаточно лишь телефонного звонка, слова или взмаха его золотой руки. Если он пощадит ее, она сделается его рабой и будет готова для него на все. Только бы встретиться с ним! Тогда можно убедить его, что она никогда больше не взглянет на других мужчин и станет заботиться о том, чтобы он был счастлив до конца своих дней. Но она знала, что просить бесполезно. Или он сам придет к ней, или ничего не поделаешь.
До расстрела оставалось еще два часа.
* * *
Ларри Дуглас находился в другом корпусе тюрьмы. С тех пор как его приговорили к смертной казни, поток писем к нему увеличился в десять раз. Ему писали женщины со всех концов света, и некоторые из их посланий шокировали надзирателя, а он считал себя бывалым человеком. Возможно, эти письма понравились бы Ларри, но он попросту не знал о них. Напичканный лекарствами, он пребывал в сумеречном состоянии и ни на что не реагировал. В первые дни своего пребывания на острове Ларри вел себя буйно, день и ночь кричал, что невиновен, и требовал пересмотра дела. В конце концов тюремный врач приказал вводить ему успокаивающие средства.
Без десяти пять утра, когда тюремный надзиратель с четырьмя охранниками зашел к Ларри в камеру, тот в полузабытьи спокойно сидел на койке. Надзирателю пришлось дважды выкрикивать его имя, прежде чем тот понял, что охранники пришли за ним. Ларри встал. Он плохо соображал и двигался как во сне.
Надзиратель вывел его в коридор. Все шестеро медленно направились к охраняемой двери, расположенной в другом конце коридора. Когда они приблизились к ней, стоявший на посту охранник открыл ее, и они попали в огороженный стенами двор. Предрассветный воздух пронизывал до костей, и Ларри охватила дрожь. На небе светила полная луна и сверкали звезды. Ларри вспомнилось, как он встречал утро на островах южной части Тихого океана. Вместе с другими летчиками он вылезал из теплой койки и выбегал на свежий воздух, где при холодном блеске звезд проходил инструктаж перед вылетом на задание. Издалека до него доносился шум моря, и он старался вспомнить, на каком острове он находится и в чем состоит его боевое задание. Какие-то люди подвели его к стоящему у стены столбу и связали ему за спиной руки.
