Джованни не скрыл ничего. Бесполезно таиться от дознавателей, они чуют Хаос.
Да и противно было врать у последней черты. Может, в жизни раньше он частенько трусил, но умереть собрался с достоинством.
— Ты слышишь Ее голос? — мягко спросил мастер Йорис, чье появление в подвале так кстати оборвало избиение.
Уже не молод — слегка за сорок. Прямые волосы с проседью, обвислые усы и лицо в резких складках, как кора дуба. Высокий и костистый, с длинными руками и ногами, он двигался с необычайной легкостью и быстротой, стремительно, но совершенно бесшумно.
Агент официи, дознаватель третьего ранга.
— Пей, — девица подвинула кружку.
Имя у нее было под стать внешности, боевое, но нежное — Адаль. А-даль — звонко, звучно перекатывается во рту…
Сейчас она была обряжена в мужской костюм: штаны заправлены в высокие ботфорты, простая шемиза, без вышивки и кружев, и небрежно накинутый колет. Тонкая ткань на груди чуть топорщилась и натягивалась при каждом вдохе, напоминая о подсмотренном в подвале — чужой наготе, чужой тайне.
Обладательница боевого имени сурово свела брови, словно прознала о мыслях Джованни. Прознала и не одобрила.
Он жадно припал к кружке, выхлебал все до дна в один глоток.
— Слышишь Ее?
— Иногда… по ночам, как шепот.
Они переглянулись.
— Судьба, мастер, — сказала девица.
Интересно, сколько ей лет? В храме казалось, не старше Франчески, а то и моложе. А сейчас посмотреть — и все двадцать будет. И держится совсем иначе, чем в храме. Там была спокойная, отрешенная, а здесь вся — словно натянутая тетива…
А все равно красивая.
— Но ты можешь бороться? — снова спросил Йорис.
— Может, — откликнулась Адаль. — Он убил жреца. И не для того, чтобы зарезать меня самому.
А что толку, что красивая. Все равно…
Джованни перевел взгляд за окно. Туда, где злое маджаратское солнце поливало лучами горные склоны. Еще в окошко виднелся край монастырской стены, сложенной из необработанного известняка.
Зачем все это? Дорога эта долгая, допрос несколько часов? Убили бы прямо там, к чему такие сложности?
…Они не пожелали говорить над трупами в заброшенном доме. Связали Джованни руки, посадили на лошадь и отправились в горы, к ближайшему монастырю. Настоятель посчитал за честь дать приют дознавателям. Глазам, ушам, карающим дланям Храма, оружию веры против ереси.
— Пусть сам ответит.
— Могу, — буркнул Джованни, снова обращаясь взглядом и мыслями к монастырской келье.
— Она не отпустит тебя, ты же знаешь?
— Знаю, — безразлично подтвердил он.
Зачем так долго-то? Он давно рассказал все честно, без утайки. Пусть Йорис вынет свой клинок и довершит то, что не успел в подвале.
Уже нет сил ждать. И бояться сил не осталось.
— Тогда на что надеялся?
— Ни на что. Думал, буду бороться, пока смогу.
— Это гордыня, — голос у Адаль что ее клинок. Холодный, чистый, певучий. — Человеку не побороть Черную в одиночестве. Ты всегда будешь слышать Ее голос. Он приведет тебя к другим отмеченным Хаосом. Снова и снова. Не бывает бывших культистов.
— Не бывает бывших культистов, — продолжил в тон ей мастер Йорис. — Кроме тех, что стали дознавателями.
Джованни поперхнулся и уставился на агентов Храма. На суровом лице валькирии мелькнула тень улыбки — едва заметной, краешком губ.
А мастер Йорис вдруг разудало ухмыльнулся и подмигнул.
Глава 14. Бал княгини Исы
Франческа
Я спускаюсь по винтовой лестнице. Элвин оборачивается на стук моих каблучков:
— О боги, Франческа, ты бы еще доль… — он осекается.
Я замираю от томительного, сладкого смущения, щеки словно обдает струей горячего воздуха. А Элвин все смотрит и смотрит на меня. Так, будто видит первый раз в жизни.
Ох, какой у него взгляд! Он один убеждает меня сразу и безоговорочно, что я не зря потратила почти четыре часа на подготовку к новогоднему балу.
На мне самое прекрасное платье в мире! Платье, сшитое мастерицей фэйри специально для бала… оно такое… такое…
Я бы его никогда не снимала!
Муар ярко-алый, как кровь, с тончайшим кружевом вышивки лишь на тон темнее. Плотный лиф обнимает стан, подчеркивает грудь, открывая чуть больше, чем дозволено приличиями. Рукава-крылья, летящий подол волнами…
Словами не передать, как я в нем хороша!
Да, платье совсем не подходящее для дебютантки — слишком яркое, почти вызывающее. Юным девушкам полагается надевать что-то белое или кремовое, чтобы подчеркнуть неискушенность. Но кремовый не сочетался с ошейником, а белый и голубой — цвета княгини Исы.
Поначалу думала заказать закрытое платье, с глухим воротником. Но все, что мы пробовали на примерках с портнихой, или приоткрывало ошейник, или совершенно мне не шло.
Да и какой смысл скрывать то, о чем и так все знают.
Мастер Гемма действительно Мастер с большой буквы. Ошейник дополняет мой наряд подобно ожерелью. Знак моей принадлежности магу — в нем читается беззащитность, и в нем же загадка и вызов.
Я убрала волосы наверх в высокую сложную прическу, зачесала волосок к волоску — столько промучилась, пока получилось как надо. Лишь пара локонов шаловливо завиваются у виска. И целый час провела у зеркала в окружении помад, румян и духов. Не привыкла делать все сама, в Кастелло ди Нава у меня была горничная, а после не было повода прихорашиваться.
— Леди, вы сегодня просто отрада для глаз, — слова моего хозяина лишь подтверждают то, что уже рассказали мне зеркала. — Можете оказать мне любезность всегда так выглядеть?
Я дерзко улыбаюсь:
— Не думаю, что это удачная мысль, мой лорд.
— Это еще почему?
— Ах, не вы ли говорили, что все хорошие вещи в этом мире надлежит вешать в унциях, а дурные — в фунтах, поскольку все познается в сравнении, и когда счастья слишком много, его не ценят должным образом?
— Я такое говорил? — странным голосом спрашивает Элвин. — Правда?
— Истинная правда, мой лорд.
— Нет правил без исключений.
Я опускаю взгляд и, как ни стараюсь, не могу скрыть улыбки:
— Я подумаю над вашей просьбой.
Вкладываю свою ладонь в протянутую руку. Он склоняется к моему уху:
— Ну вы и нахалка, сеньорита! — восхищенный жаркий шепот. Чувствую прикосновение губ к пальцам — жест вежливости при встрече, но раньше Элвин не одарял меня подобными знаками внимания.
