Когда в ответ на мою попытку дотронуться стриж отпрянул и попытался клюнуть, Франческа снова рассмеялась:
— А вот вы — нет, сеньор Эйстер.
— Не думаю, что буду убиваться по этому поводу. И поздравляю с приобретением. Как назовете вашего нового друга?
Она задумалась:
— Венто. Его зовут Венто.
Глава 4. Узник Кровавой башни
Франческа
Отец доволен — мы проводим вместе много времени. Мне трудно понять, каковы чувства и намерения лорда Элвина. Могу лишь утверждать, что ему приятна моя компания.
— Я же говорю — он влюблен в тебя, — с горящими глазами повторяет Бьянка. — Ах, ну почему все самые потрясающие мужчины достаются тебе?!
— Возможно, все дело в моем благочестивом и добром нраве, — предполагаю я, чтобы ее утешить. — А сотня виноградников и красильни здесь совершенно ни при чем.
Она снова не понимает иронии. Как всегда.
Элвин Эйстер бы понял.
Он понимает мои шутки. Помню, как я испугалась, когда впервые заметила это. Испугалась и рассердилась. Он посягнул даже на этот мой невинный способ проявить себя.
Но вот странно: уличив меня в непокорности, маг не спешит подавлять бунт. Напротив, теперь он улыбается моим словам — одобрительно и насмешливо, а порой и сам включается, чтобы поддержать игру.
Это ужасно, потому что в такие минуты я чувствую себя совершенно счастливой и словно предаю этим счастьем Лоренцо.
Счастье — это когда тебя понимают.
Наверное, сторонний наблюдатель, глядя на нас, может решить, что перед ним нежно влюбленная пара. Но это не так.
Я готова поклясться на священных Заветах: при всем его внимании ко мне маг не увлечен. Когда мужчины теряют голову, они становятся другими. С Элвином я не контролирую ничего. Он ведет в этом танце, а мне остается лишь покорно следовать за ним и волей отца.
Это очень просто — следовать за чужой волей. И иногда даже приятно.
Я не обольщаюсь. В отличие от своих подруг, я вижу, каков он на самом деле. Элвин Эйстер презирает людей. Всех людей. Не только простолюдинов.
Он может быть обаятелен и мил, пока ему что-то нужно, но не стоит обманываться, его высокомерие не знает исключений. Обычная судьба гордецов незавидна, мир с лихвой возвращает их пренебрежение, а нашему гостю сходят с рук даже убийства.
Это несправедливо! Это возмутительно! Так не должно быть!
Я вижу: маг считает людей вокруг занятными игрушками. Он не признает слова «нет» и ведет себя так, словно существуют только его желания. И я мечтаю, чтобы кто-нибудь задал ему показательную трепку, избавив от лишнего высокомерия.
И все же мне нравится общество убийцы Лоренцо. Нравится куда больше, чем должно бы. Все в поведении Элвина бросает вызов, перед которым я бессильна устоять. Рядом с ним краски становятся сочнее, а жизнь ощущается острее и ярче. Он то злит, то смешит меня, а его рассказы о волшебном народе распаляют воображение.
— …крупные домены называются «княжествами» и существуют на Изнанке больших городов. Например, Двор Оливы в Цере. Тамошний князь тот еще урод.
— Вы имеете в виду внешность?
Он подмигивает:
— Да нет, не внешность. В сравнении с иными фэйри Марций Севрус — еще ничего. Подумаешь, три глаза. Всегда неплохо иметь запас на непредвиденный случай, не находите?
Я насмешливо фыркаю.
— Ах, вы не верите мне, — с притворной грустью говорит маг. — Что же, ваше право. Не буду напрасно сотрясать воздух.
— Нет-нет! Продолжайте!
Мне интересно слушать эти истории, пусть я и сознаю, что все рассказы о княжествах фэйри — не более чем плод неуемной фантазии северянина.
Я не влюблена в него! Ни в малейшей степени! Он мне даже не нравится!
Ну, может совсем немножко.
Чуть-чуть.
* * *
— У меня серьезная проблема, сеньорита, и только вы можете меня спасти, — тон преувеличенно серьезен, а глаза смеются.
— Какая проблема?
— Я до сих пор видел меньше, чем десятую часть Кастелло ди Нава. С этим нужно что-то сделать. Немедленно!
— Что за причина такой ужасной спешки?
Элвин оглядывается с опаской, словно собирается поведать мне важную тайну. Потом склоняется почти к самому уху и шепчет:
— Мне скучно.
Я прыскаю, но тут же делаю строгое лицо.
— Займитесь переводом, сеньор.
— Я занимался им весь вчерашний день и сегодня больше шести часов. Я думаю и вижу сны на древнеирвийском. Еще немного — и окончательно забуду прочие человеческие языки. Тогда вы лишитесь удовольствия понимать мои колкости.
Прежде чем я успеваю сказать, что только об этом и мечтаю, он берет меня под руку.
Что за отвратительная самоуверенность? Отчего он так убежден, что я последую за ним? И почему я не возмущаюсь, но покорно позволяю ему увлечь себя по коридору?
— Бросьте, — рассуждает маг. — Грешно держать человека в неведении. Я уже почти два месяца брожу только привычными маршрутами из опасения заблудиться, умереть с голоду и пополнить ряды ваших фамильных привидений. Вы же добрая квартерианка, сеньорита, значит должны помочь. Покажите ваше фамильное гнездо.
Сопротивляться этому напору непросто. А главное — не хочется.
— Погодите! — я вырываю руку. — Надо кликнуть вдову Скварчалупи.
— О нет! Только не это, Франческа. Разве вы не знаете, что присутствие рядом пожилых склочных женщин вызывает меланхолию и разлитие черной желчи?
Вдову Скварчалупи трудно любить. Она всегда всем недовольна, особенно мною. Ей не в радость танцы, музыка, смех и любое движение. Будь ее воля, дуэнья бы только сидела с пяльцами у окна, осуждала знакомых и жаловалась на хвори.
Но я знаю — у нее была тяжелая жизнь и в глубине души вдова очень несчастна. В ответ на насмешки мага я проявляю подчеркнутое сочувствие к сетованиям сеньоры.
Однажды Элвин пробовал уколоть меня рассуждениями о том, как приятно видеть такую самоотверженную заботу. Я испортила ему удовольствие, сделав вид, что принимаю слова за чистую монету.
— Она моя дуэнья! Нам неприлично оставаться наедине.
— Разве мы одни? В замке полно народу. Не будьте жестоки, леди. Дайте вдове без помех насладиться сиестой.
И я подчиняюсь.
Мы проходим по верхней галерее, рассматривая портреты моих предков. Я рассказываю историю рода Рино. Элвин награждает каждую работу меткими забавными комментариями. Против воли снова смеюсь над его злыми шутками.
— Вы были прехорошенькой девочкой, сеньорита.
