Его голос тоже падает до шепота.
— Вы боитесь, Франческа?
— Да, — признаюсь я.
Мы стоим близко. Неприлично близко, но нет сил отступить туда, где смыкает клыки хищная тьма. Где-то далеко капает вода. Здесь слишком темно и тихо. И холодно. Дрожит и мечется пламя в ладони Элвина. От рук мага, от всей его фигуры течет тепло, разгоняя мертвенный ужас.
Он, почти касаясь мочки уха, шепчет:
— Не бойся.
Огонь гаснет, я вскрикиваю. И падаю в кольцо жарких рук.
Его губы лихорадочно горячи и настойчивы. У меня кружится голова, я растворяюсь в нежных прикосновениях, покорно приоткрываю губы, пускаю его внутрь. Страх. Возбуждение. Темнота. Где-то внизу живота зарождается пульсирующее пламя и бежит по телу сладкой огненной дрожью, рассыпается сотней жарких искр. Он притягивает меня еще ближе, горячие пальцы гладят шею сзади, скользят по коже, ласкают ямку ключицы. Это до того приятно, что я тихонько ахаю и обмякаю.
И вспоминаю, кто я. И кто он.
— Нет! — упираюсь ему в грудь, пытаюсь отодвинуться.
Элвин снова пытается меня притянуть, но сейчас во мне куда больше ярости, чем страха и покорности.
— Верните свет!
— Зачем?
— Свет, сеньор Эйстер! Немедленно.
— По мне, и так совсем неплохо.
Насмешка в его голосе придает ярости, а значит сил. Я вырываюсь, кубарем скатываюсь со ступенек вниз, чудом не поломав ноги, натыкаюсь на железную дверь и толкаю ее. В спину несется «Франческа!», но я не желаю слышать. Влетаю в комнату, захлопываю дверь, опускаю засов.
И прижимаюсь к двери с другой стороны, прикрыв глаза.
Что со мной происходит?
Мысли разбежались, разлетелись в стороны пестрой птичьей стаей. Горит лицо, полыхают губы. Там, где пальцы мага касались шеи, кажется, остался красный след — пойти бы к зеркалу, проверить.
Меня никто никогда так не целовал.
Уго был отвратительно груб и неприятен, а Лоренцо нежен и, стыдно признаться, слюняв. Мне куда больше нравилось, когда он целовал руки или шею.
Я провожу пальцем по нижней губе. Почему, ну почему из всех мужчин именно этот самовлюбленный нахал умеет делать это настолько… восхитительно?!
Наверное, не он один. Но как узнать? Не станешь же проверять с каждым встречным.
Стук с той стороны двери и голос:
— Франческа, откройте!
Не хочу его видеть! Никогда больше с ним не заговорю!
Требованиям открыть дверь вдруг вторит вой и скулеж неизвестного зверя. Я отлепляюсь от двери, чтобы наконец рассмотреть, куда меня занесло.
Та самая темница в подвале Кровавой башни. Я уже спускалась сюда давно, целую жизнь назад. На спор. Нам с Бьянкой было по восемь, она в последний момент испугалась, и я пошла одна. Помню, как входила, сначала дрожа от ужаса, а после осмелев, как осматривала камеры… Потом что-то испугало меня, и я, задыхаясь, бежала назад по винтовой лестнице. Оглядываться было нельзя, за спиной маячил призрак Джеронимо с огромным тесаком наперевес…
Улыбаюсь. Спор я тогда все-таки выиграла. И Бьянке пришлось во время проповеди в храме вскочить и выкрикнуть похабный стишок, которому меня научил Риккардо. Шуму было…
Как обманчивы детские воспоминания. Мне казалось, подвал больше. И страшнее. Низкий потолок с арочными сводами, неровная кладка стен. В помещении грязно, но оно не выглядит заброшенным. На столе не столько горит, сколько коптит одинокая масляная лампа, брызгая на стены пятнами тусклого, словно грязного света.
Скулеж доносится из-за дубовой двери с решетчатым окном. Их тут три, за второй и третьей — тишина. Три двери, три камеры. Именно там, за обшитым сталью деревом, в крохотных каморках Джеронимо Безумный держал своих пленников.
Вот он — не шкаф, но целая гардеробная комната с семейными скелетами Рино. Свидетельство наследного безумия в моей крови. Наше родовое проклятье.
Ходят слухи, что супруга Джеронимо не была верна мужу. Я надеюсь, что это правда. Спокойнее спать, сознавая, что мой прадед — всего лишь камергер.
Как завороженная, я подхожу ближе к камере, из которой раздается вой и поскуливание, пытаюсь заглянуть в окно. Внутри темно, из закрытого решеткой провала шибает тяжелый запах мочи и экскрементов. Скулеж становится громче.
— Франческа, с вами все в порядке? Отвечайте или я выломаю дверь!
Волосатая ручища мелькает перед глазами. Я не успеваю отпрянуть, пальцы с желтыми обломанными ногтями вцепляются в волосы. Рывок и боль, щеку с размаху впечатывает в решетку.
Я захлебываюсь страхом и криком.
В одно мгновенье оживают все детские кошмары. В темном окне повисает лицо — то ли человек, то ли чудовище. Грязные волосы, борода в колтунах, рот щерится в зверином оскале.
Он снова дергает меня за волосы. У меня закладывает уши от собственного визга. Холод стали на щеке, от едкой вони на глаза наворачиваются слезы. Лишь в паре дюймов рычит, беснуется и брызгает слюной монстр, и решетка уже не кажется надежной защитой.
Я встречаюсь с ним взглядом.
Куда-то исчезает весь воздух.
И холодно. Становится очень холодно.
— Нет!
У него чуть выпуклые глаза цвета стали. Слишком знакомые глаза.
— Нет, — беззвучно, одними губами шепчу я. — Нет! Это неправда!
Проклятие рода Рино, порченая кровь. Наследное безумие — говорят, Джеронимо получил его от своего прадеда. Раз в четыре поколения нам суждено порождать монстров в человеческом обличье…
Моя прабабка была верна своему чудовищному супругу.
Грохот. Дверь слетает с петель. Всего мгновение спустя жуткая тварь, взвизгнув от боли, выпускает меня и отползает в сторону. По камере разносится запах паленых волос и обиженные завывания.
Я с запозданием понимаю, что все закончилось.
И что я почти повисла в объятиях мага, потому что ноги не держат. А губы дрожат, и очень хочется разрыдаться.
— Такое чувство, что я недооценил ваш талант находить неприятности, сеньорита. Он не просто выдающийся. Он — феноменальный.
Я глушу всхлипы, пытаюсь встать. Насмешка в его голосе успокаивает, как и жесткий акцент.
— Я упоминал, что спасение девиц — мое второе любимое развлечение?
Ноги подламываются, но Элвин снова ловит меня. Вой из камеры сверлом вгрызается в уши.
— Ну же, Франческа! Подайте мне реплику, спросите какое первое!
— Всех раздражать?
Его болтовня и впрямь раздражает. И странным образом помогает вернуться к реальности. Понять, что все действительно закончилось.
— В яблочко! Кстати, если вы не стоите на ногах, могу взять вас на руки. Будет очень романтично.
