— Ну уж нет! — от этого предложения я окончательно прихожу в себя и отталкиваю его.
Элвин выпускает меня из объятий, смеется:
— Вы так визжали, что можно было подумать, будто ваш славный предок воскрес и решил вами пообедать.
— Я испугалась.
— Немудрено.
— Спасибо за помощь.
— Да-да, перейдем к благодарностям. Это моя любимая часть. Вам не кажется, что я заслужил поцелуй?
Как бы его увести? Нельзя допустить, чтобы северянин увидел лица безумца в камере. Элвин Эйстер слишком умен и наблюдателен, чтобы не сделать правильных выводов.
Тех самых, что успела сделать я.
— Хорошо, — соглашаюсь я и вижу по выражению лица мага, что он этого не ожидал. — Но не здесь. Не могу больше находиться в этом жутком месте. Пойдемте.
— Ага, сейчас, — он подходит к решетке, чтобы заглянуть внутрь камеры.
— Пойдемте!
— Минутку, сеньорита.
Скулеж обрывается, теперь пленник хнычет от страха. Я в отчаянии дергаю мага за рукав, пытаясь привлечь внимание. Он отмахивается, делает движение, словно подтягивает безумца к себе ближе на невидимом аркане — тот и правда подходит, смешно перебирая ногами. Элвин просовывает руку сквозь решетку, хватает пленника за нижнюю челюсть цепкими пальцами.
— Ну и кто тут у нас?
Я чуть не плачу.
Поздно.
— Да… — медленно тянет Элвин, рассматривая лицо несчастного. Тот мычит, изо рта капает слюна. Маг выпускает пленника, брезгливо вытирает руку носовым платком. — Вы поэтому хотели увести меня, Франческа?
Прежде, чем я успеваю ответить, с той стороны, где раньше была дверь, а сейчас зияет заполненный тьмой проем, слышится шарканье. Дребезжащий голос произносит:
— Вам не нужно здесь находиться.
Я поворачиваюсь, и мне становится дурно.
Я совсем не склонна к внезапным обморокам или истерикам на пустом месте. Признаться, даже не особо слезлива, радость или гнев удаются мне куда лучше рыданий. И без ложной скромности могу сказать, что не особо пуглива. Я — Франческа Рино, Audaces fortuna juvat
[2] — начертано на щите моего рода.
Но когда я оборачиваюсь и вижу женщину в дверном проеме, только присутствие рядом язвительного северянина не дает с визгом забиться под стол.
На первый взгляд она кажется глубокой старухой, но стоит приглядеться — понимаешь: безобразная сетка на лице не морщины, но врожденное уродство или кожная болезнь. Ороговевшие кожные чешуйки роднят ее лицо с мордой ящерицы. Почти безгубый провал рта и маленькие заплывшие глазки лишь усиливают это впечатление.
Появись она на улицах города — ее могли забросать камнями, как отродье Черной Тары.
— Кто вы? — мой голос дрожит.
— Мое имя — Изабелла Вимано.
Я вцепляюсь в руку мага чуть ниже локтя. Сеньорита Изабелла? Главный страх моего детства!
— Вам не следует здесь находиться, сеньорита Рино, — продолжает женщина. — Ваш отец будет недоволен. Пойдемте, я провожу вас.
— Любопытное у вас заболевание, — подает голос Элвин. На его лице нет страха, лишь смесь брезгливости и любопытства. — Почти такое же любопытное, как ваш подопечный, — он выразительно кивает в сторону запертой камеры.
— Уходите!
Женщина подходит ближе, я невольно придвигаюсь к магу. Он кладет мне руку на плечо в жесте покровительства и защиты.
— О, поверьте, сеньора, мы жаждем покинуть сию обитель скорби не меньше, чем вы желаете нас выставить. Всего несколько ответов — и сможете забыть о нашем существовании. А вот мы вас вряд ли забудем. Вы — незабываемы.
— Или мне придется рассказать вашему отцу, что вы были здесь, — продолжает она, все так же обращаясь только ко мне. Ее неподвижный взгляд пугает и притягивает.
— Так не терпится остаться со мной наедине, сеньора Вимано? — в голосе Элвина недовольство. Маг не привык, чтобы его не замечали. — Потому что я все равно не уйду.
Элвин уже видел достаточно, чтобы таиться от него. И мне тоже хочется услышать ответы.
— Кто этот несчастный и почему отец держит его там? И кто вы такая? — как ни странно, голос звучит совсем спокойно.
Она хмурится:
— Я служу у вашего отца, сеньорита Рино. Уже очень давно. А это… это просто мой сын. Он безумен. Сеньор Рино позволил мне держать его здесь.
— Надо же, какая доброта, — с чувством декламирует маг. — И кто бы мог заподозрить герцога в подобной заботе о простых слугах?
— Ваш сын? — я смотрю на ее омерзительное лицо, и мне сложно поверить. — Но…
Мне трудно найти слова, чтобы выразить в приличной форме свои сомнения. К счастью, Элвину не свойственна застенчивость:
— При всем уважении к вашей неземной красоте парень в той камере куда больше похож на герцога, чем на вас.
Она медленно достает и надевает маску из светлого бархата. Та скрывает почти все лицо, видны лишь губы и подбородок.
И враз превращается из страшилища в обычную женщину. Я замечаю, что из-под платка на голове сеньоры выглядывает прядь черных с проседью волос, а платье на ней обтрепано по рукавам и подолу.
— Джованни — ваш брат, сеньорита Рино.
Маг хмыкает:
— У герцога оригинальные вкусы на женщин, ничего не скажешь.
— Я не всегда была такой. Двадцать лет назад поэты сравнивали меня с розой. Болезнь пришла позже.
Она все так же подчеркнуто обращается лишь ко мне. Я вижу, как злит это моего спутника, и не могу удержаться от невольной улыбки. Сеньора Вимано начинает мне нравиться. Мало кто умеет так искусно щелкнуть по носу спесивого северянина.
— Простите, сеньора Вимано. Я ничего не знала.
— Ваш отец и не хотел, чтобы вы знали, сеньорита Рино. А сейчас вам надо уйти.
Я киваю, признавая справедливость ее слов. Мне стыдно за поведение мага и за то, что мы вот так, бесцеремонно, вторглись в ее жутковатое существование. Должно быть, ужасно доживать свои дни чудовищем. Тюремщиком собственного безумного сына.
Знаю, что герцогской дочке не полагается просить прощения у служанки, но все равно повторяю:
— Простите нас. Если я могу сделать что-то для вас или вашего сына…
— Спасибо, нам ничего не надо, сеньорита, — холодно отвергает мой порыв Изабелла. — Идите.
— Погодите. Можно мне… я хотела бы еще раз взглянуть на… на брата.
Она дозволяет, и я, взяв в руки лампу, подхожу к решетке. Долго вглядываюсь в согбенную фигуру в углу. Он очень похож на отца. Если убрать всклокоченную бороду, подстричь волосы и стереть жалкую кривую гримасу с лица.
