Он лежит так близко от черной границы, отделившей нас от всего прочего мира. Опасно близко. Пара дюймов, не более. Падаю на четвереньки, ползком пробираюсь к оружию.
Рукоять на ощупь совсем такая, как мне представлялось у алтаря. Шершавая кожа приятно лежит в ладони. Нет мыслей, только немое удивление тому, что я сейчас собираюсь сделать.
Поединок продолжается. Мне кажется или алое свечение вокруг мага было ярче? Сейчас оно словно потускнело, подернулось дымкой.
Я сжимаю нож и смотрю на жрицу Черной Тары.
Я никогда не убивала.
Встаю. Страха все еще нет, как нет и жалости и нет лишних мыслей. Нож — как продолжение руки, лезвие в кровавых разводах. Три коротких шага.
Ирреальная фигура в лиловом балахоне. Враз почерневшие косы мотает ветер. Искаженный лик, в котором не осталось ничего человеческого. Беззащитная полоска шеи.
Медленно.
Отчего все так медленно?
Как во сне.
Она поворачивается…
Заношу руку с ножом.
Черный дым из оскаленной ямы рта прямо мне в лицо.
Стремительная тень наперерез. Навстречу жуткому дыханию жрицы.
Лиловая вспышка. Жалобный писк. Невесомое тельце у ног.
Тишина падает на храм, как топор палача.
Крик северянина: «Бей!»
В безмолвии отчетливо слышен звук, с которым лезвие входит в тело. Жрица всхлипывает и начинает падать мне навстречу.
Медленно-медленно.
Шарахаюсь, с ужасом наблюдая, как ее силуэт идет рябью. Концы кос завиваются клубами черного ветра. Пылью рассыпаются пальцы и руки.
А потом время прекращает тянуться липкой патокой. Обезумевшей кобылицей срывается с привязи и несется вскачь, не разбирая дороги.
Маг отшвыривает меня в сторону, наваливается сверху. Он тяжелый. В панике вырываюсь, извиваюсь ужом.
«Лежи смирно, дура!» — рычит он мне на ухо. Вспышка света ослепляет меня, а когда зрение возвращается, я уже не вижу мертвой жрицы. Только раскаленный купол, похожий на гнойный фурункул там, где мгновение назад лежало тело. Под прозрачной пленкой бушует пламя — лиловое, в желтых прожилках.
Страшно.
Я больше не дергаюсь, только вытягиваю шею и смотрю на бушующее пламя — погребальный костер Изабеллы Вимано и Венто, один на двоих. Неужели все закончилось?
Элвин отпускает меня, встает. Черный смерч вокруг нас свистит, набирая скорость. Я приподнимаюсь. Забыв как дышать, смотрю на пляшущую рядом смерть, и отчего-то кажется, что поединок со жрицей не закончен.
Лицо мага застыло в яростном усилии, обострились скулы, брови сомкнуты, руки судорожно дергаются, сжимаются в кулаки, словно он ловит-ловит, но никак не может поймать невидимую муху.
Вихрь странно пульсирует. Гудящая стена плотного ветра надвигается… И отступает на прежние позиции. Дрожит пол, смерч взмывает вверх, касается потолка, и я вдруг вижу над головой небо в тусклых звездах и клочьях облаков.
Северянин с хлопком смыкает ладони — он поймал, прихлопнул свою муху. И смерч исчезает. Совсем.
— Уфф, — он без сил опускается на пол рядом со мной, прислонившись спиной к алтарю. Трясет левой рукой и дует на нее, будто ненароком ухватился за что-то горячее. — Еле успели. Еще бы чуть-чуть и…
— И что? — отчего-то шепотом спрашиваю я.
Маг дергает плечом:
— И все. Инферно на человеческой половине мира. Ты же видела — она уже начала распадаться.
— Инферно?
— Чистый Хаос — все, что остается после Одержимого, — смешок. — Считай каждого культиста куколкой, беременной вот такой «бабочкой». Хаос разрушает и извращает все, с чем соприкоснется.
Я не понимаю ни слова, но на всякий случай киваю. Нет сил задавать вопросы.
— Спасибо за помощь. С ножом — это было очень вовремя, — говорит он. И резко: — А теперь рассказывай, какого гриска ты здесь забыла?!
— Могу спросить вас о том же, — отвечаю я самым холодным тоном. — Мне казалось, вы покинули Рино.
— Я вернулся. Разобраться вот с этой маленькой проблемой. Еще раз, Франческа: что ты делаешь среди культистов?
— Вы же и так все знаете, сеньор Эйстер. И слушать меня вам неинтересно.
Он морщится:
— Это что за попытка устроить сцену, сеньорита?
— Я хочу, чтобы вы извинились.
— Пока не вижу, за что извиняться.
Мы смотрим друг на друга в упор. Потом я уступаю. Он, должно быть, прав. Трудно было подумать иное, увидев меня рядом со жрицей. И я слишком хорошо понимаю, какая участь ждала нас с Риккардо, не окажись мага поблизости.
Рассказываю обо всем. Элвин слушает молча, не торопится, против обыкновения, вставлять ехидные шутки, лишь иногда задает вопросы. Это настолько не похоже на его привычную манеру общаться, что я не выдерживаю:
— Что с вами случилось, сеньор Эйстер?
Маг приподнимает бровь:
— Случилось?
— Я хочу сказать: почему вы молчите?
— Наверное, потому что вы говорите, сеньорита. Это называется «слушать».
— А что стало с вашей привычкой вставлять гадости?
— Так потрясен, что нет слов, — язвительно отвечает он. — Хотите гадостей, потерпите до завтра.
Когда рассказ переходит к Венто, я сперва сбиваюсь, но Элвин не спешит крутить пальцем у виска и спрашивать про наследственное безумие семьи Рино, поэтому я решаюсь быть полностью откровенной.
С каждым словом груз, камнем лежавший на душе в последние дни, становится легче.
Он крутит пальцем у виска чуть позже, когда я рассказываю, как покинула дом на ночь глядя.
— Гениально! Сеньорита, признаю, был неправ, когда говорил про талант находить неприятности. Дело не в таланте. Ваш секрет в выдающемся уме и житейской смекалке.
Эти слова заставляют меня рассердиться не на шутку.
— Но что я могла сделать?! Если нет никого, кто мог бы помочь?
— Да-да! Конечно, поехать одной в храм Черной Тары — самое мудрое решение.
Вот теперь он снова похож на себя. И мне снова хочется его убить.
Сухо и коротко рассказываю о выборе, который мне предложила жрица. И о своем решении. На лице северянина отражается изумление, он смотрит на меня как-то совсем по-другому. Так, словно видит впервые.
— Значит, вы с самого начала собирались познакомить красотку Вимано с ее ножом?
Обида возвращается. Я жажду извинений за брошенную ранее в лицо клевету, но не похоже, чтобы маг собирался извиняться.
— Вы вправе не верить, — сердито отвечаю я. — Намерения нельзя доказать.
