— Распусти волосы.
Она смотрела надменно, но в дышащем высокомерием и чувственностью лице читалась скрытая готовность подчиниться. Если я буду достаточно настойчив.
— Ну? Мне самому это сделать?
Танцующей походкой фэйри скользнула к стене, встала меж двумя зеркалами. Еще один высокомерный взгляд сверху вниз, затем она подчеркнуто медленно вынула шпильку. Одну. Вторую и третью… Туго свернутый узел волос распустился, разметался снежной волной по плечам. Сияющий белый шелк объял хрупкую фигурку.
«Что дальше?» — спрашивали ее смеющиеся глаза.
Я поднялся и пошел к ней, расстегивая на ходу одежду, не видя ничего, кроме повелительницы фэйри. Наткнулся на столик и пинком отшвырнул его с дороги. Бутылка жалобно звякнула.
Запустил руку в волосы Исы и потянул, заставляя вскинуть голову. На ее ледяных губах застыла рябиновая пьяная горечь.
— С возвращением, Элвин, — шепнула княгиня, когда я прервал поцелуй и замер, тяжело дыша, балансируя на грани знакомого омута перед тем, как гремучий коктейль из любви и ненависти заставит забыть обо всем. — Я скучала.
Она прокусила мне губу. Я порвал ее платье. И снова остановился, перед тем как нырнуть в привычное безумие.
Тело девственницы, еще чуть незрелое, как плод с легкой кислинкой. Аккуратные яблочки грудей с бледно-розовыми напряженными сосками, стройные бедра, длинные ноги. В обманчивой беззащитности изгибов читался вызов, ровно как и в сладострастной усмешке и всем выражении лица. Она все так же напоминала мраморную статую, но теперь это было изваяние богини-покровительницы блудниц.
— Без белья. Так, Иса?
— Я ждала тебя.
Острые ногти фэйри вспороли кожу на моей шее, кровь пропитала ворот рубашки. В ответ я захватил ее запястья и вжал в зеркальный лед над головой, скользя губами по обжигающе холодной коже, чувствуя, что теряю себя с каждым прикосновением. Иса вскрикивала и дергалась от поцелуев. Там, где я ее касался, оставался красный след, похожий на ожог. Не знаю, чего хотел в тот момент больше — сделать ей больно или приятно, но она продолжала вырываться, разжигая вожделение и желание подчинить, принудить, заставить…
Не помню, когда она уступила и как я избавился от остатков одежды, не помню, как мы оказались на кровати. Я швырнул Ису на живот, заломив ей руку за спину. Фэйри всхлипнула, изогнулась подобно кошке и застонала — не понять, от боли или сладострастия, когда мы соединились. Волосы струились по спине серебряной рекой, вторая рука бессмысленно царапала и комкала одеяло.
Это не было актом любви — я брал ее жестко и грубо. Иса всхлипывала каждый раз, когда я с яростью вламывался в ее тело или слишком сильно стискивал бедра и грудь — так, чтобы остались синяки. Каждое движение навстречу, каждый резкий толчок дарили наслаждение и опустошение, мучительное чувство утраты чего-то важного. Пламя магии вспыхивало и гасло в крови, поглощенное извечным холодом, но остановиться было немыслимо.
Я медленно накрутил на руку живое, текучее серебро волос, принуждая подняться. Поцеловал шею сзади, ущипнул за сосок. Зеркало над кроватью отразило наши сплетенные тела, прикрытые глаза Исы, гримасу то ли муки, то ли удовольствия на запрокинутом лице.
Финал был ошеломителен, болезнен и ярок. Я выпустил ее из объятий, со стоном повалился рядом. Перед глазами все плыло от жара, а плотский голод стал лишь сильнее. Иса лежала рядом прохладным куском мрамора — желанная, доступная и недостижимая — лекарство и яд.
Домой я шел пешком, глотая ртом морозный воздух и покачиваясь, как пьяный. Опять. Снова и снова в ту же ловушку.
* * *
Иногда мне кажется, что это не любовь, но болезнь. Как зависимость от маковой вытяжки. И дело не только в том, что лед и огонь до печального плохо совместимы. Иса пробуждает во мне все худшее. Входя в нее, я чувствую ненависть, настолько сильную, что она почти похожа на нежность. Ее царственность, мнимая покорность, красота, равнодушие — все вызывает ярость. Хочется слышать крики боли, хочется сломать, растоптать, уничтожить эту женщину. И каждый раз после соития, обессиленный и опустошенный, я думаю, что утолял жажду морской водой.
Что я для нее? Игрушка? Очередной мальчик? Не знаю. Кто может представить себе помыслы повелительницы фэйри? Не я. Страшусь даже подумать о том, сколько ей лет. Мне нравится делать ей больно и заставлять подчиняться. И если Иса фрой Трудгельмир согласна на это, значит, ей тоже нравится грубость. Она не из тех, кто станет терпеть.
Иса неспособна любить. Такова ее природа — природа фэйри льдов и туманов. Такова ее суть. Она не умеет любить, я не умею отступать. О боги, да мы идеальная пара!
И все же в том, чтобы обладать ею, не обладая, есть особое, болезненное наслаждение. Я — большой любитель стучать в запертую дверь. Наша связь тянется годы, десятки лет. Не раз пробовал прервать ее, но стоит увидеть Ису вновь, как все возвращается на привычный круг. Знаю, что не в силах устоять перед ее ледяным отстраненным совершенством.
Франческа
За оплошность пришлось дорого заплатить — от и без того невеликой моей свободы почти ничего не осталось.
Вечером я заперлась в комнате и снова рыдала от отчаяния. Будущее казалось беспросветным. Мой враг силен, а я так слаба. Мне нечем, просто нечем ему ответить.
Утро всегда милосерднее вечера. Я встаю с мыслью, что не все потеряно.
Сегодня отражение смотрит недоверчиво и печально. У него опухшие красные глаза, на щеке под кожей проступает темное пятно в форме ладони. Синяк не такой ядреный, как был после разбойников, едва заметный, но есть.
Маскирую его, чем могу, и снова надеваю все то же синее платье. Так и не спросила вчера, что делать со стиркой. И не хочу спрашивать. С мага станется ответить, что теперь это моя обязанность.
Он собирается превратить меня в служанку. Меня — Франческу Рино! Зачем? Неужели мало девок, которые будут счастливы вычищать за ним его грязь?!
Если это месть, то она выглядит мелкой.
Элвин запретил трогать вещи в его комнате, но ничего не сказал про прочие покои. И я помню, что, кроме жилых комнат, в башне есть еще библиотека и лаборатория. Возможно, в них я найду что-то, что поможет мне избавиться от ошейника.
Или от того, кто его надел.
Я спускаюсь на второй этаж. Дверь в лабораторию не заперта, но при виде реторт и колб, горелок, бутылок с разноцветными жидкостями, кусков пергамента, испещренных рунами, и других жутковатых, связанных с магией вещей я живо вспоминаю вчерашний неудачный опыт. Нет, сегодня я не готова так рисковать. Второй неудачной попытки маг мне не простит.
В библиотеке, кроме рядов уходящих во тьму книжных шкафов, есть бюро — обитое кожей, инкрустированное костью, на изящно изогнутых ножках, с кучей полочек и ящичков. И поразительно чистое — ни клочка лишней бумажки, ни писем, ни черновиков. Обыскиваю полочки, нахожу письменный набор, пресс-папье, бумагу с вензелями и несколько перстней-печаток, по виду совсем таких же, как в комнате Элвина. Увы, никакого архива. Ничего, что могло бы поведать тайны мага.
