Рука волхва легла на плечо – и лихорадочная дрожь наконец унялась.
– Пойдём, – сказал наставник и поддержал Вольгостя за локоть, помогая подняться на ноги.
Несколько шагов – гусляр с учеником оказались на удивление далеко от воза – Вольгость Верещага прошёл молча и только у самой телеги подал голос, обращаясь к укрытой косматой безрукавкою спине впереди:
– Вещий…
Спина выжидающе замерла.
– А вот то… ну, то, что там… в реке… оно – оно обязательно сбудется? Именно так? – И торопливо добавил: – Я знаю, я понял, что это… это не так важно… Но всё-таки?
Боян повернул голову к ученику, поглядел размытым заботой взглядом.
– Никто не знает, юнак. Даже она сама, наверное, и то не знает…
Верещага покатал этот ответ в голове, как мальчишка во рту – медовую сосучку. А потом вдруг решился спросить ещё кое-что, давно волновавшее дружинников государя Святослава:
– Вещий, а вот ещё что хочу спросить… шрамы у тебя на черепе – они откуда?
Наставник развернулся к нему и уставился в лицо, прикусив левый ус и приподняв правую бровь. Почесал, приподняв колпак, одну из помянутых звездчатых меток среди седой щетины.
– Да вот видишь ли, юнак, я в юности своему наставнику задавал много глупых вопросов. А он меня за каждый – посохом по голове. Вот и осталось на память. А тебе сейчас ещё запрягать вола. И не забудь откопать свою цаплю – надеюсь, она только запеклась, а не сгорела.
Вольгость Верещага едва удержался от непочтительного хмыкания – но вместо этого принялся расковыривать спёкшуюся землю над птичьей тушкой.
Печенегов они встретили через день.
Глава IX. Рогволод из Полотеска
Из всех славянских народов, что живут промеж Варяжским и Русским морями, кривичи самый многолюдный. Есть кривичи плесковские, далеко на полуночи, по ту сторону Оковского бора. Есть смоляне, что живут у самого этого бора, дробясь на множество племен поменьше – великие вержавляне, мирятичи, басея, дешняне, воторовичи и прочие. От Смоленска владения кривичей уходят далеко встречь солнца до мерянских земель и Неро-озера, до городов Ростова и Галича.
А есть полочане, что сидят по Полоте и Двине. Владения их выходят к самому Варяжскому морю, по которому ходит на ладьях, торгуя, воюя и разбойничая, множество всякого люда – и сами владетели его, давшие волнам своё имя, варяги из Старгарда, Руйи и Волына, и, кроме них, корсь, пруссы, чудь белоглазая, свеи и дони. В городе на Полоте-реке совсем иная жизнь, не та, что у плесковичей с ростовчанами, врубающихся в дикие дебри да отбивающихся от лесных разбойников, или у смолян, сидящих на торговых перепутьях, вдали от сильных врагов, когда по всем границам – люди, говорящие если не на твоем же, то уж точно на внятном языке.
Наутро выпал первый снег. Пушистый, чистый, он сыпался на леса, на поля, на рубленые стены Смоленска, лежавшие поверх земляных валов, на тесовые кровли его башен, на защищавший посад частокол. На копья и шлемы воинов, стоящих на стенах, воинов, обступивших эти стены, и воинов третьей рати, ранним утром, под пение рогов, посыпавшейся из леса, лишь немного отстав от брызнувших между деревьев, как сок ягодный между пальцев сжимающегося кулака, литовских разъездов. Со стен радостно орали, махали прапорами на копьях. Два больших войска молчали. Говорили только рога, длинные трубы да сигнальные бубны – да ноги, гулко топчущие землю и хрустящие первым снежком.
Войско, прижатое новой ратью к стенам, было пестрое. По обе руки от главного полка, на невысоких, мохнатых лесных лошадках, грудились без строя всадники в плащах из серебристых волчьих шкур. В проеме мохнатых накидок нечасто поблескивали железные кольца. Гораздо чаще – неяркий матовый проблеск роговых пластин, а наичаще всего – темнела стеганая кожа. Мечи тут были только у всадников переднего ряда. Остальные уложили перед собою на невысокие седла рукояти боевых топоров, кистеней, булав с литыми, а чаще – каменными навершиями, а то и простых дубин-мачуг. Снежинки цеплялись за пучки перьев на шлемах – у кого были – и пышных меховых шапках.
Середину же рати занимали пешие бойцы, собравшиеся в подобие строя – плотного впереди, а чем дальше вглубь, тем рыхлей и неровнее. Щиты разных раскрасок и размеров смыкались в цепь, щетинящуюся где сулицами, где охотничьими рогатинами, где длинными боевыми копьями. Здесь тоже нечастые кольчужники стояли впереди, в череду с обладателями наборного доспеха из кожаных пластин, а за ними и вовсе стояли бойцы в стеганках и, уж в самом тылу, те, у кого всего доспеха было – деревянный щит да кожаный или меховой колпак.
Гуще всего кольчужники стояли там, где высились над пешими рядами малочисленные всадники. Их, собственно, тут и было-то с полдюжины. И над одним из них, вовсе не самым высоким и широкоплечим, другой держал на шесте стяг – четыре огромных турьих рога, скреплённых устьями так, что изогнутые концы образовывали подобие ярги.
Новое войско, едва высыпавшись из леса вслед за резвыми коньками литовских дозоров, смыкало в ровный ряд одинаковые щиты – красные, с похожим на вилы острокрылым Соколом, падающим на добычу, и Яргой. Щиты эти прикрывали обладателей от подбородка до колена. За первым рядом вставал другой, за ним – третий, четвертый… одни пришлые замедляли бег, вставая в дальние ряды, другие, напротив, торопились в передние. Впереди вставали бойцы с мечами и топорами на длинных топорищах. За ними – копейщики, причем чем дальше выстраивался ряд – тем длиннее были копья. Куда ни глянь – между щитов блестели железные звенья, а шлемы над щитами выглядели так, будто их выковали если не в одной мастерской, то кузнецы, знавшие друг о друге и старавшиеся друг другу подражать.
С обеих сторон оправленной в кольчатое железо живой стены выехали всадники – тоже в кольчугах, на высоких конях.
Новых воинов было если и меньше, чем осадивших Смоленск, то ненамного, да и превосходство их в вооружении, доспехе и ратной выучке разницу это скрадывало. К тому же оставался ещё городовой полк Смоленска вкупе с ополчением – никто не ждал, что, если два войска сойдутся под стенами, смоляне вкупе с сидящими в осаде русинами усядутся, свесив ноги на заборолах, и будут наблюдать за дракой, щелкая орехи.
Стоит только осаждающим отойти под напором вновь прибывшей дружины в сторону от ворот или повернуться к ним спиною. Да и этого не потребуется – ворота у Смоленска не одни. А новые дружинники встали так, чтобы в бою оттеснить осаждавших под стены – а со стен их, без сомнения, тут же приветят и стрелами, и сулицами, и камнями – всем тем, что уже изобильно там приготовлено в ожидании дорогих гостей.
Рогволод Полотеский, потомок первого князя кривичского, Белополя Белого Волка, поднял голову и тихо засмеялся, ловя ртом молодые снежинки.
– Чему радуешься, князь? – хмуро полюбопытствовал воевода Бутрим.
– А тебе не нравится? – князь, ещё не надевший поверх меховой шапки шлем, кивнул головою на молчаливые ряды красных щитов с Яргой и Соколом. – Хотел бы и я такие порядки завести, да теперь навряд успею.
