– К вам пришел мастер Коулсвин, сэр, – сказал Джон, приблизившись. – Он очень взволнован.
– Сейчас приду, – вздохнул я.
– Я думал, вы больше не представляете интересы миссис Слэннинг, сэр. Думал, ваше участие в этом деле закончено.
– А я все думаю, закончится ли оно когда-нибудь! – с чувством ответил я.
Но я ошибался. Оно закончилось – и навсегда.
Глава 38
Филип ждал меня в конторе. Он выглядел осунувшимся.
– Что случилось? – спросил я, еле дыша. – Новые обвинения?..
Я даже не понял, покачал ли мой посетитель головой, или он просто весь дрожал.
– Нет, не то. – Филип с трудом глотнул. – Эдвард Коттерстоук умер.
Я вспомнил безысходную фигуру, сидевшую в лодке сегодня утром. Эдвард не был молод, а последние несколько дней перевернули для него мир вверх дном.
– Каким образом? – уточнил я.
Коулсвин глубоко вздохнул и зарыдал. Он поднес ко рту сжатый кулак, пытаясь взять себя в руки.
– Покончил с собой. Я отвел его домой, покормил и положил на кровать, так как он, казалось, был при последнем издыхании. Наверное, он взял на кухне нож. Острый. – Мой коллега содрогнулся, и вся его приземистая фигура затряслась. – Два часа назад я зашел посмотреть, как там Коттерстоук, а он уже перерезал себе горло, от уха до уха. Должно быть, это потребовало немалой силы характера. – Он покачал головой. – Все было в крови, но это не самое страшное. Душа, его душа! Он страшно мучился, но такой грех… – Коулсвин снова безнадежно покачал головой.
Я вспомнил слова Коттерстоука в лодке, что признание в убийстве отчима принесет страшное бесчестье его семье. И тогда он сказал, что знает, что делать.
– Он чувствовал, что заслужил смерти за свое преступление, и все равно считал себя проклятым. Он не хотел причинять страданий семье, – сказал я.
Филип страшно рассмеялся:
– Можно подумать, теперь они не будут страдать!
Я тихо ответил:
– Самоубийство – ужасное бесчестье, но не такое, как убийство. Его семья не увидит его повешенным, и его имущество не перейдет королю.
– Мог быть какой-то другой путь, мы могли бы поговорить об этом, посоветоваться с викарием… Это безумие.
– После того, что с ним случилось, любой может потерять рассудок. Возможно, Бог учтет это.
* * *
Ответ из Хэмптон-Корта пришел, когда я уже собирался лечь спать. Его принес Мартин, лицо которого, как всегда, скрывалось за маской бесстрастия. У себя в комнате я тщательно осмотрел печать королевы, проверил, не повреждена ли она, и лишь после этого развернул письмо. Оно было от лорда Парра.
Мэтью,
Извините, что не ответил на предыдущие письма: было столько дел с переездом в Хэмптон-Корт и приготовлениями к приезду адмирала, и кроме того, я приболел. К тому же дурочка Джейн сказала страже, что ваше первое письмо было не срочным – думаю, просто из злобы на Вас. Я видел, что ее за это строго наказали, несмотря на мягкость к ней королевы и леди Мэри.
Ни я, ни королева не знали, что Вас вызывали на Тайный совет: Пэджет держал это при себе, хотя после брат королевы рассказал мне об этом. Мы не знаем, кто настоял, чтобы это дело вынесли туда. Слава богу, эта баба Слэннинг осталась в дураках, а Рич имел свои резоны вступиться за Вас!
Относительно Вашего коварного стюарда: да, пока не прогоняйте его. Но больше ничего не предпринимайте. Я распоряжусь, чтобы за указанным Вами домом вели наблюдение.
Я напишу позже, и мы сможем увидеться на церемонии.
Кстати, Ваш юноша с письмом показал себя с лучшей стороны. Он держался благородно и вежливо, что не всегда можно сказать о прочих ваших работниках.
Я с облегчением положил письмо. Лорд Уильям писал дружелюбно, а замечание насчет Барака вызвало у меня улыбку. В конечном счете королева и ее дядя не бросили меня. История про дурочку Джейн звучала правдоподобно. И я подумал, уже не в первый раз, дурочка ли она вообще, или же находит эту роль выгодной, чтобы притворяться.
* * *
На следующий день было уже девятнадцатое число – канун прибытия адмирала в Гринвич, а я так и не достал золотую цепь. Я отправился в ювелирный квартал и выбрал мастерскую поменьше, которую охранял здоровенный верзила, выставив напоказ дубину. Меня сопровождал Барак. Порасспросив работающего здесь ювелира по моей просьбе, он узнал, что может предложить эта мастерская.
У внутренней двери стоял еще один охранник. Вышел хозяин, дородный пожилой мужчина, и низко поклонился мне:
– Дай вам Бог доброго дня, сэр.
– И вам, – ответил я. – Мне нужна золотая цепь – я должен присутствовать на церемонии встречи французского адмирала в субботу.
– Ах да – процессия в Сити! Она принесла мне неплохой доход. – Ювелир профессионально оглядел меня. – Вы юрист, сэр? Я вижу на вас шапочку сержанта.
– Вы наблюдательны.
– Это основа моей профессии – разбираться, кто есть кто. Вы должны купить хорошую длинную цепь с толстыми звеньями. – Мой собеседник вкрадчиво улыбнулся.
– Я хочу лишь взять во временное пользование, на неделю.
Ювелир уставился на меня.
– На время? – Он покачал головой. – Ожидается, что у участников церемонии будут собственные цепи, и размер должен соответствовать их статусу. Взять на время! – И он снова печально покачал головой. – Ваши коллеги пристыдят вас, если узнают.
– Это так, – признал я. – Потому-то я и попросил своего клерка найти ювелира, который дает цепи на время без лишней огласки.
– Вы знаете, что он все равно настоит, – весело сказал Барак ювелиру. – Лучше подберите подходящую, и не будем терять времени. Я знаю, что вы даете поносить их за хорошую цену.
Это убедило хозяина мастерской – он пошел в заднюю комнату и принес тяжелую цепь с большими массивными звеньями. Она была грязновата, но золото очищается легко. Я написал расписку в получении, заплатил полсоверена задатка и попросил Джека положить цепь в свой ранец.
– Не хотите ее надеть? – пошутил он.
– Надену, когда не будет другого выхода.
* * *
На следующий день, в четверг, я согласился поехать с Бараком, Тамасин и Николасом в Гринвич посмотреть на прибытие адмирала. Его должен был встретить сам король, после чего гость собирался переночевать в Гринвичском дворце, а в субботу ему предстояло проехать со свитой по улицам Лондона. Поездка дала бы мне возможность освоиться со всем этим, прежде чем играть свою, слава богу, небольшую роль потом.
Мы встретились у причала Темпл. Там многие ждали лодок, чтобы отправиться вниз по реке. По большей части это были семьи в своих лучших нарядах, поскольку день был объявлен государственным праздником. Лишь какой-то молодой человек с мрачным видом стоял в одиночестве – у него была одна нога, и он опирался на костыль. Я подумал, что он был солдатом на этой войне.
