– Каким образом? – спросила королева. – Я держала ее в тайне, никому не говорила и запирала ее.
Лорд Парр согласно кивнул.
– Мы не понимаем, как это было сделано, и не знаем, что делать. И чувствуем себя парализованными.
– И как раз в это время я должна была разыграть страшную сцену с Ризли и королем, – добавила королева. – Зная, что моя книга пропала, зная, как она может разгневать короля, если ее опубликуют. – Она закрыла глаза, сжав жемчужину у себя на шее. Мы все наблюдали за ней, и, увидев это, она разжала руку. – Со мной всё в порядке.
– Ты уверена? – спросил лорд Парр.
– Да, да. Но продолжайте рассказ, дядя.
Уильям взглянул на меня:
– А потом мы услышали об убийстве у собора Святого Павла.
– Об убийстве? – живо переспросил я.
– Да, тут замешано и убийство. Книгу украли из сундука в какое-то время вечером шестого июля. А в прошлое воскресенье, десятого, когда стемнело, в своей небольшой мастерской на Бойер-роуд близ собора Святого Павла был убит печатник. Вы знаете, как в последние годы расплодились эти маленькие лавочки и мастерские вокруг собора – печатники, книготорговцы, иногда даже старьевщики…
– Знаю, милорд. – Я также знал, что многие печатники и книготорговцы были радикалами и что дома некоторых из них в последние месяцы подверглись налетам.
– Печатника звали Армистед Грининг. Его мастерская была просто маленьким сараем, где только стоял печатный станок. У него были неприятности из-за печатанья радикальной литературы, весной у него провели обыск, но против него ничего не нашли. В последнее время он печатал школьные учебники. А в прошлое воскресенье Грининг работал у себя в типографии. Несколько местных печатников тоже работали, они работают до последнего луча солнца, чтобы их станки не простаивали. У него был подмастерье, который ушел в девять.
– Откуда вам известны эти подробности?
– От самого подмастерья и в основном от соседа, у которого мастерская побольше в нескольких ярдах оттуда. Соседа зовут Джеффри Оукден. Около девяти мастер Оукден закрывал свою мастерскую, когда услышал из сарая Грининга страшный шум, крики и призывы на помощь. Он был другом Грининга и пошел посмотреть. Дверь была заперта, но она была непрочной: он налег плечом и сломал ее. И сквозь открытую дверь заметил двоих убегающих в другую дверь, боковую – в этих печатных мастерских так жарко и так пахнет краской и прочими составами, что большинство имеет две двери, чтобы продувало. Но мастер Оукден не погнался за теми двоими, потому что они попытались поджечь мастерскую Грининга – разбросали кипу бумаги и зажгли ее. Оукден сумел затоптать огонь – можете себе представить, ведь такой сарай мог вспыхнуть как факел!
– Да.
Я видел такие кое-как построенные деревянные пристройки у стен на свободных клочках земли вокруг собора и слышал постоянно раздающиеся в них громкие ритмичные удары.
– Только погасив огонь, он увидел несчастного Грининга, лежавшего на земляном полу с пробитой головой. И в руке Грининг сжимал вот это. – Лорд Парр полез в карман своего камзола
[16] и осторожно вынул клочок дорогой бумаги, исписанный аккуратным почерком и с бурыми пятнами высохшей крови. Он протянул его мне, и я прочел:
Стенание грешницы, написано королевой Екатериной, оплакивающей свою жизнь, проведенную в невежестве и слепоте
Мой благородный христианский читатель, если содержание должно заверяться пишущими, а ненаписанное – подтверждаться содержанием, я должна по справедливости оплакивать наше время, когда злые деяния воспеваются, а добрые обращаются во зло. Но поскольку на самом деле не то становится добром, что восхваляют, а до́лжно восхвалять добро, я не…
Здесь страница кончалась, обрывалась. Я взглянул на королеву.
– Это ваш почерк?
Она кивнула:
– Это предисловие к моей книге. «Стенание грешницы».
– Оукден прочел это и, конечно, из заглавия понял всю его важность. Божьей милостью он добрый реформатор, и потому лично принес это во дворец и устроил так, чтобы оно попало мне в руки. Позже я поговорил с ним. Только после этого он вызвал коронера и рассказал обо всем, что видел, кроме, по моему распоряжению, этого клочка бумаги. К счастью, коронер сочувствует реформам и пообещал, что если что-то выплывет, он сообщит мне. И ему очень хорошо заплатили, – добавил Парр ворчливо. – И пообещали заплатить еще.
Тут снова заговорила королева, и ее голос выдавал, что она на грани отчаяния:
– Но он не выяснил ничего, ничего. И потому я предложила обратиться к вам. Вы единственный, кого я знаю вне двора и кто может провести такое расследование и, возможно, решить этот вопрос. Но только если вы согласны. Я понимаю страшную опасность…
– Он уже пообещал, – сказал лорд Парр.
– Да, я обещал, – подтвердил я.
– Тогда спасибо вам, Мэтью, от всего моего сердца, – проговорила Екатерина.
Я посмотрел на обрывок бумаги.
– Нетрудно заключить, что Грининг держал рукопись в руках и не давал ее вторгшимся, а убийца выхватил ее у него, но верхняя часть страницы осталась в руке убитого.
– Да, – кивнул лорд Уильям. – И тут убийцы услышали, как в дверь ломится мастер Оукден, и убежали. Они не хотели, чтобы их узнали, и даже не задержались, чтобы забрать клочок бумаги из руки убитого.
– Или, скорее всего, вовремя не заметили его.
Парр кивнул:
– Вам следует знать, что это не первое покушение на жизнь Грининга. Он жил в том же сарае, где и работал, в страшной бедности. – В аристократическом отвращении лорд сморщил нос. – У него был молодой подмастерье. За несколько дней до того мальчишка рано утром пришел на работу и увидел, как какие-то двое людей пытаются вломиться в сарай. Он поднял тревогу, и они убежали. Но, по словам подмастерья, это были не те, кто вскоре напал на Грининга и убил его.
– Нашей первой догадкой было, – сказал Кранмер, – что Гринингу дали рукопись, дабы он ее напечатал. Но в этом не было смысла. Ее мог бы напечатать католик, чтобы книгу раздавали на улицах, и таким образом погубить королеву.
– Да. – Я задумался. – Конечно, если она попала в руки Гринингу, а его взгляды были такими, как вы говорите, он сделал бы ровно то же, что и Оукден, – вернул бы ее. Может быть, Грининг был тайным католиком?
Архиепископ покачал головой:
– Я провел тщательное расследование. Грининг всю жизнь был радикалом, известным человеком, как и его родители. – Он многозначительно посмотрел на меня.
«Известным человеком». Это означало, что семья Грининга принадлежала к старой английской секте лоллардов, которая пришла к заключениям, схожим с тем, что говорил Лютер, о центральном месте Библии для спасения души, и к радикальным воззрениям на мессу за сто лет до него. Теперь многие из них склонялись к краю протестантизма: со своей долгой историей преследований они имели богатый опыт в пребывании тайным обществом. Как и любые радикалы, они вряд ли могли иметь желание причинить вред королеве.
