– В последнее время у меня как-то не было случая поговорить с тобой, Джозефина. Как дела?
– Очень хорошо, сэр, – ответила служанка.
– Я хотел поговорить с тобой о Тимоти. Ты знаешь, что когда ему исполнится четырнадцать, я предполагал отдать его в подмастерья, как Питера?
– Это было бы хорошо, сэр.
– Но ему не хочется уходить отсюда.
Лицо девушки омрачилось.
– У него были несчастливые времена до того, как он пришел сюда.
– Я знаю. Но с тех пор прошло три года…
Служанка посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами.
– Наверное, сэр, этот дом кажется ему убежищем. – Она зарделась. – Как и мне. Но, пожалуй, нехорошо слишком долго прятаться от мира.
– Вот и я так думаю, – согласился я и немного помолчал, а потом спросил: – И что, по-твоему, мне следует сделать, Джозефина?
Моя подопечная удивленно посмотрела на меня.
– Вы спрашиваете меня, сэр?
– Да.
Девушка в нерешительности помолчала, а потом сказала:
– Я бы действовала осторожно, сэр. Потихоньку.
– Да, пожалуй, ты права, – улыбнулся я. – А ты, Джозефина, скоро снова встретишься с любезнейшим Брауном?
Служанка покраснела:
– Если вы не возражаете, сэр, он пригласил меня на прогулку с ним опять в воскресенье.
– Если не возражаешь ты, то не возражаю и я.
– Спасибо, сэр.
– Если мне не изменяет память, ты познакомилась с ним на майских гуляньях, на лугах у Линкольнс-Инн?
– Да. Агнесса уговорила меня пойти с ней и надеть небольшой венок, который она сплела. Мастер Браун стоял рядом и сказал, что это очень мило. Спросил, где мы работаем, и когда узнал, что у барристера, сказал, что тоже служит у барристера.
– Юстиция всегда хороша для заведения друзей. – Я подумал о Филипе Коулсвине. Был он мне другом? Пожалуй. – Наверное, мастер Браун – первый молодой человек, с которым ты выходила гулять? – ласково спросил я.
Моя собеседница потупилась:
– Да, сэр. Отец не хотел, чтобы я…
– Понятно. – Возникло неловкое молчание, а затем я сказал: – Не сомневайся, Джозефина, ты ведешь себя как леди, – вот все, что я могу сказать. Думаю, тебе это нетрудно.
Девушка улыбнулась, показав белые зубы.
– Он и не просит большего, сэр, – сказала она и быстро добавила: – Ваше одобрение важно для меня.
Мы немного постояли в некотором смущении, а потом я продолжил разговор:
– Ты хорошо ладишь с Агнессой.
– О да, – живо ответила служанка. – Она советует мне, как одеваться. Знаете, раньше мне никто такого не советовал.
– Она добрая женщина. А Мартин, я полагаю, не ходит с вами гулять?
Служанка наморщила нос:
– Нет, сэр. Он считает такое времяпрепровождение глупым.
– Но он хорошо с тобой обращается?
Лицо девушки омрачилось, и она не ответила.
Я осторожно надавил на нее:
– Джозефина, у меня такое чувство, что между тобой и Мартином какая-то… неловкость, что ли.
Она положила тряпку на стол, а потом набрала в грудь воздуха и подняла голову.
– Я собиралась поговорить с вами, сэр, но не знала, правильно ли это будет – к тому же Агнесса Броккет была так добра ко мне…
– Слушаю тебя, Джозефина.
Служанка прямо посмотрела на меня.
– Два месяца назад я вошла к вам в кабинет вытереть пыль и обнаружила, что Мартин Броккет шарит в ящиках вашего стола. Агнессы не было дома, и он, наверное, думал, что остался один. Я знаю, сэр, вы запираете деньги в столе…
Да, деньги. И самые важные документы. У Мартина были ключи от большинства дверей в доме, но не от этого ящика и не от сундука у меня в спальне, где я держал личные вещи.
– Продолжай, – сказал я.
– Он рявкнул на меня, чтобы убиралась. Сказал, что разыскивает что-то для вас. Но, мастер Шардлейк, у него был вид человека, которого застали за чем-то нехорошим. И с тех пор меня грызет совесть.
Слава богу, подумал я, что у меня нигде ничего не записано про «Стенание»! Даже записи, сделанные в беседке, я уничтожил. А два месяца назад книга еще не пропала. Но тем не менее от этой новости по спине у меня пробежал холодок. А сколько раз стюард совал свой нос в мой стол, когда Джозефина не видела?
– Я никогда не посылал Мартина принести что-то из моего стола, – заверил я девушку. – Спасибо, Джозефина, что сказала мне. Если опять увидишь его за чем-либо подобным, сразу иди ко мне.
Деньги у меня не пропадали, подумал я. Но если не деньги, то что же искал Броккет?
– Ты правильно сделала, что сказала мне, Джозефина. А теперь пусть это будет нашей тайной. – Я неловко улыбнулся. – Но сообщай мне, если что-то подобное случится снова.
– Я сразу невзлюбила его, сэр, хотя Агнесса всегда была так добра ко мне. Иногда он очень груб с нею.
– Как это ни печально, мужья бывают грубы с женами.
– И когда он только появился в доме прошлой зимой, то постоянно расспрашивал о вас. Кто ваши друзья, кто клиенты, какие у вас привычки…
– Ну, стюарду нужно знать такие вещи. – Это была правда, и тем не менее мне стало не по себе.
– Да, сэр, это было только поначалу. И все-таки что-то в нем было такое, что вызывало во мне недоверие.
– Может быть, оттого, что он грубо разговаривал с Агнессой, которая тебе нравится?
Джозефина покачала головой:
– Нет, что-то еще, хотя и не знаю что.
Я кивнул. У меня у самого было такое же чувство.
Девушка снова немного помялась и сказала:
– Сэр, возможно, я не должна спрашивать…
– Продолжай.
– Если позволите сказать, всю последнюю неделю вы как будто… чем-то обеспокоены, встревожены. У вас какое-то несчастье, сэр?
Я был тронут.
– Просто служебные заботы, Джозефина. Но спасибо за участие.
Вне дома я ощутил тревогу. Я подумал о своих книгах, запрещенных недавним указом. Они хранились в моем сундуке, и по амнистии у меня оставалось две недели, чтобы их сдать. Я думал, что если сделаю это официально, мое имя, несомненно, попадет в список – так что лучше тихо сжечь их в саду. И теперь надо вести себя осторожнее с мастером Мартином Броккетом.
* * *
Филип Коулсвин жил на Литтл-Бритен-стрит близ Смитфилдской площади. Я добрался дотуда пешком задними переулками, чтобы не видеть эту площадь снова. Дом моего коллеги стоял в милом ряду старых жилищ с нависающими крышами. Несколько торговцев в блузах толкали свои повозки со Смитфилдского рынка обратно в город. Было видно, что у них осталось не распродано много товара, и я подумал, пройдут ли когда-нибудь беды, вызванные королевским снижением качества чеканки денег. Какая-то собачонка, маленькая лохматая дворняжка, бродила туда-сюда по улице, скуля и просительно глядя на людей. На ней был ошейник – должно быть, она пришла на рынок с кем-то и потерялась. Оставалась надежда, что хозяин ее найдет.
