– Мой брат попытается снова затянуть дело, вот увидите, – сказала моя клиентка своим обычным самоуверенным тоном. – Он пытается взять меня измором, но ничего у него не выйдет. С этим его адвокатом. Это хитрый и коварный тип. – Она возмущенно возвысила голос, как это всегда случалось после пары произнесенных фраз.
– Мастер Коулсвин вел себя в этом деле откровенно, – решительно ответил я. – Да, он пытался отложить слушанья, но адвокаты ответчика всегда так делают. Он должен следовать инструкциям своего клиента, так же как я – вашим.
Николас, сидящий рядом со мною, записывал каждое наше слово, и его длинные тонкие пальцы быстро двигались по бумаге. По крайней мере, он получил хорошее образование и писал хорошим секретарским почерком.
Миссис Слэннинг возмутилась:
– Этот Коулсвин – протестантский еретик, как и мой брат! Они оба ходят в церковь Святого Иуды, где сняты образа, а священник отправляет службу за пустым столом. – Это была еще одна кость раздора между сестрой и братом: Изабель оставалась твердой традиционалисткой, в то время как Эдвард был реформатором. – Этого священника следует сжечь, – продолжила она, – как ту Эскью и ее сторонников.
– Вы были на сожжении сегодня утром, миссис Слэннинг? – спокойным тоном спросил я. Сам я ее там не видел.
Женщина наморщила нос:
– Я не хожу на такие зрелища. Но те четверо заслужили это.
Я заметил, как Николас сжал губы. Он никогда не говорил о религии – по крайней мере, в этом отношении парень держался осмотрительно.
– Миссис Слэннинг, – сказал я, меняя тему разговора, – когда мы пойдем в суд, результат будет совершенно непредсказуем. Это очень необычное дело.
Изабель задрала подбородок:
– Справедливость восторжествует. И мне известно ваше мастерство, мастер Шардлейк. Потому я и наняла сержанта юстиции, дабы он представлял в суде мои интересы. Я всегда любила эту картину. – В ее голосе проскользнуло какое-то чувство. – Это единственная память о моем дорогом отце.
– С моей стороны было бы нечестно, если б я оценил наши шансы выше, чем пятьдесят на пятьдесят, – предупредил я ее. – Многое будет зависеть от показаний экспертов и свидетелей. – По крайней мере, было достигнуто соглашение, что каждая сторона выберет из списка членов гильдии столяров и плотников эксперта, который будет докладывать суду, можно ли переместить роспись, а если можно, то как. – Вы посмотрели список, который я вам дал?
Клиентка отмахнулась:
– Я никого из них не знаю. Вы должны порекомендовать мне человека, который скажет, что картину можно легко перенести. Наверняка кто-то сделает это за хорошее вознаграждение. Сколько бы это ни стоило, я заплачу.
– Нанять меч, – уныло проговорил я. Так назывались эксперты, которые за хорошее вознаграждение поклянутся, что черное – это белое. Конечно, таких хватало.
– Именно.
– Проблема в том, миссис Слэннинг, что суды знают подобных экспертов и их слова не вызовут большого доверия. Нам лучше выбрать такого, кто известен суду своей честностью.
– А что, если его оценка окажется не в нашу пользу?
– Тогда, миссис Слэннинг, нам придется снова подумать.
Изабель нахмурилась, и ее глаза превратились в узкие щелки.
– Вот для такого случая мы и выберем наемный меч, как его и определяет это странное название. – Она высокомерно посмотрела на меня, словно это я, а не она предложила обмануть суд.
Я взял со стола свою копию списка:
– Я бы посоветовал выбрать мастера Флетчера. Я имел с ним дело раньше, он уважаемый человек.
– Нет, – возразила женщина. – Я советовалась насчет списка. Там есть мастер Адам, он глава гильдии, и если есть способ снять картину – а я уверена, что есть, – то он его найдет.
– Я думаю, мастер Флетчер подошел бы лучше. Он имеет опыт в тяжбах.
– Нет, – решительно повторила моя подопечная. – Я сказала: мастер Адам. Я помолилась об этом и полагаю, что это тот человек, который склонит справедливость на мою сторону.
Я посмотрел на нее. Помолилась об этом? Неужели она думает, что сам Бог вмешивается в разбирательства сомнительных судебных исков? Но ее высокомерный тон и твердо сжатые губы сказали мне, что ее не переубедить.
– Очень хорошо, – сдался я, и она надменно кивнула. – Но помните, миссис Слэннинг: это ваш выбор. Я ничего не знаю о мастере Адаме. Я назначу день, когда два эксперта смогут встретиться в доме. Как можно скорее.
– А они не могут осмотреть стену по отдельности?
– Суду это не понравится.
Дама вновь нахмурилась:
– Суд, суд!.. Тут важны мои доводы. – Она глубоко вздохнула. – Что ж, если я проиграю в Королевской коллегии, то обращусь Канцлерский суд.
– По всей вероятности, то же самое сделает и ваш брат, если проиграет.
Я снова задумался о злобе брата и сестры друг на друга. Мне было известно, что эта враждебность зародилась давно: до смерти матери они несколько лет не разговаривали. Изабель с презрением отзывалась о том, как Эдвард не взял на себя руководство бизнесом после смерти отчима и как он уже мог бы быть олдерменом
[8], если б совершил усилие. И снова я задумался, почему их мать настояла на такой формулировке в завещании. Было даже похоже, что она зачем-то хотела еще больше поссорить детей.
– Вы видели мой последний счет издержек по делу, миссис Слэннинг? – спросил я.
– И сразу оплатила, сержант Шардлейк. – Клиентка снова заносчиво подняла подбородок.
И правда, она всегда расплачивалась сразу и без вопросов. Это не Билкнап.
– Я знаю, мадам, и благодарен за это. Но если дело перейдет на следующий год в Канцлерский суд, издержки будут расти и расти.
– Тогда вы должны заставить Эдварда заплатить за все.
– Обычно в делах о завещании издержки покрываются из имущества. И помните, с обесцениванием денег дом и деньги вашей матери тоже дешевеют. Не будет ли разумнее, практичнее попытаться заключить мировое соглашение прямо сейчас?
– Сэр, вы мой адвокат! – возмутилась Изабель. – Вы, конечно же, должны советовать мне, как выиграть дело, а не как закончить его без явной победы.
Ее тон снова повысился, в то время как я намеренно продолжал говорить тихо.
– Многие договариваются, когда результат не определен, а расходы велики. Как в нашем случае. Я думал об этом. Вы не рассматривали такой вариант – выкупить у Эдварда его долю и продать собственное жилье? Тогда вы могли бы жить в доме матери и оставить стену с росписью нетронутой, такой, как она сейчас выглядит.
Миссис Слэннинг издала неприятный смешок:
– Дом матери слишком велик для меня. Я бездетная вдова. Я знаю, что она жила в нем одна, если не считать слуг, но она была глупа – он слишком велик для одинокой женщины. Эти огромные комнаты… Нет, у меня в собственности будет снятая картина. Ее снимут лучшие лондонские мастера. Чего бы это ни стоило. И потом я заставлю Эдварда заплатить.
