Вот…
Поразительно, насколько эффективен иногда заживляющий бальзам.
Я на мгновение прикрываю глаза, подставляя лицо солнцу, которое приятно греет кожу. Все, что глубже, согрето ее письмом.
Сказать им?
Мари-Луиза и Жан выпали из времени. Конечно, дни по-прежнему размечены самим заведением — завтраки, обеды и ужины по расписанию, как и визиты врачей, — а еще природными циклами, поскольку солнце встает и заходит, но в остальном они больше не принадлежат этому миру. Они пользуются каждым мгновением, как если бы оно было последним. В их возрасте уже слышен звук погребального колокола. И они осознают его неотвратимое приближение.
— Есть какие-нибудь новости о Ромео?
— Да. Он трудится изо всех сил в реабилитационном центре. Зная его, ручаюсь, что он опять станет пожарным. Он по-другому не может.
— Правда?
— Правда! Он с характером. Должен же я был хоть что-то ему передать.
— Я тоже с характером, но внучке я его не передала.
— Как ты можешь знать?
— Ее приятель полностью ее подмял. Этот человек мне не нравится.
— Во всяком случае, свою работу она делает хорошо, и Ромео было грустно покидать больницу.
— Она всегда принимает близко к сердцу чужие страдания и искренне старается поддержать тех, кто в этом нуждается.
— Как и ты. Видишь, это ты ей передала. Не могла же ты передать ей все.
— А я кого поддерживаю?
— Ты поддержала меня, когда я получил дурное известие о Ромео.
— И с тех пор мы не расставались. Можно подумать, так и было задумано.
— Если бы не слезы у меня на глазах в тот вечер, ты бы на меня и внимания не обратила.
— Я люблю мужчин, которые не боятся показать собственную уязвимость. Это значит, что в глубине души они сильны.
— Не все так на это смотрят.
— Каждый видит то, что хочет. Скажем им про нас?
— Ты шутишь?.. Они достаточно большие, чтобы самим все понять. Однажды так и случится. Кстати, меня заводит тайна наших отношений.
— А я готова кричать о них всему свету, так я счастлива.
Мари-Луиза приникла к шее своего возлюбленного, поглаживая его щеку. Она говорит себе, что пусть до сих пор жизнь была не особенно щедра к ней, зато под конец приготовила чудесный подарок. Потому что знает, что конец они встретят вместе — именно с ним, что бы ни случилось.
Что бы ни случилось.
Дорогой Ты,
я порвала с Рафаэлем. У него совсем крыша съехала. Во-первых, даже не спросил меня, как прошел аборт. Ладно, я ему не сказала, что беременна, не хотела, чтоб всем стало известно. Но он же должен был сам почувствовать! Эти мужики вообще ничего не чувствуют! А еще он по-прежнему вертится вокруг той фифы с длинными блондинистыми волосами. Пусть ее и имеет, если ему так хочется, а уж я найду, чем заняться.
В моей жизни появился другой человек. Он еще этого не знает, но думаю, что будет счастлив узнать, когда придет время сказать ему. Если б это было не так, он послал бы меня, когда я попросила номер его мобильника, и ничего бы мне не ответил сегодня вечером, когда я спросила, как у него дела. А он ответил. Кристиан спросил меня за ужином, чего я все время по-дурацки улыбаюсь, даже когда жую. А я сказала, что получила хорошую отметку в классе. Он вроде бы поверил. Для взрослых так важно, чтоб ты хорошо училась, что под этим соусом им можно втюхать что угодно.
А вот мне отметки до фени. Хотя придется взяться за дело, если я хочу стать медсестрой. Но я знаю, что он мне поможет, будет со мной повторять и объяснять задания. Он умный.
Следующий шаг — постараюсь пойти с ним выпить по рюмочке. На каблуках, прямая юбка, шелковая блузка, сдержанный макияж, и я буду казаться почти совершеннолетней.
Я была так счастлива этим вечером, что даже танцевала твист в соланжевых войлочных тапках. Я никогда не танцую твист, но когда у тебя на ногах войлочные тапки, выбирать не приходится…
Он будет сиять, ее паркет! Уж точно!
Но не так ослепительно, как мое сердце…
Стыд
Сегодня вечером мы были приглашены к коллеге Лорана, с которым я не знакома. Я знала, что опять буду сидеть как истукан, но он настоял, чтобы я пошла. Мы уже немного опаздывали, и я сомневалась, что он будет терпеливо дожидаться у входной двери. Он мне уже трижды звонил. На второй раз его звонок заставил меня вздрогнуть в тот момент, когда я наносила тушь на ресницы. Пришлось заново красить весь глаз. Я всегда долго готовлюсь, когда предстоит такого рода вечер, потому что Лоран ждет, что я приложу максимум усилий, чтобы он мог похвастаться перед другими своей подругой.
Скрипнув первой ступенькой нашей деревянной лестницы, ведущей на первый этаж, я услышала, как он что-то пробормотал. Думала, порадовался, что я наконец-то спускаюсь. Он обернулся, посмотрел на меня, нет, внимательно оглядел от прически до кончиков туфель.
— У тебя нет платья, которое не так обтягивает ляжки?
— Мы его вместе выбирали.
— Да, но с тех пор ты набрала минимум пять кило.
— Я поправилась из-за курса гормональных препаратов.
— Тогда могла бы влезть во что-нибудь, что тебе больше идет, если такое вообще возможно.
— Сейчас переоденусь.
— Нет, мы и так опаздываем к назначенному часу, а ты знаешь, как я это ненавижу.
Я села в машину, но чувствовала себя скверно и думала, что он мог бы подняться наверх и посмотреть, как я выгляжу, сказать, что это мне не идет, или же воздержаться от замечаний, если у меня все равно не оставалось времени переодеться. А теперь я весь вечер буду думать, разглядывают ли остальные мои ляжки, стараться не вставать или ходить по стенке. Все комплименты, которые сыпались из его уст, когда мы только познакомились, остались далеким воспоминанием.
Я должна больше заниматься собой, прекратить его разочаровывать, чтобы вернулись те приятные слова, которые он находил для меня, когда говорил, что я великолепна.
Мне так нужно услышать, что я великолепна.
Но услышала я совсем иное, когда мы пришли в гости. Он представил меня, извинившись за то, как я одета: я набрала столько лишних кило, что мне больше нечего было надеть. А вот жена хозяина была в элегантном наряде, с идеальной укладкой и ослепительной улыбкой.
Вечер прошел как обычно. С начала ужина и до самого конца они говорили о КЭК 40
[17]. Супруга хозяина помалкивала, но муж хотя бы оставил ее в покое. А вот Лоран постоянно ко мне обращался:
