завтра большой, очень большой день. Три года, как мы с Гийомом вместе. Три года, как переступили через барьер. Барьер языка случайных намеков. Ведь именно это обозначает отправную точку отношений. Остальное — эсэмэски, кофе, смешки, переписка, сюрпризы, многозначительные взгляды — только подготовка почвы. Но с первым поцелуем кончается один танец и начинается другой. Я танцую с Гийомом с тех пор, как Ромео провальсировал в воздухе.
Мы станцевали вместе. Он — вальс, а я твист.
И у обоих вышло очень неплохо!
Я оглядываюсь на путь, пройденный за три года. Знаешь, мне-то хотелось бы, чтоб моя история с Гийомом закончилась, как у Золушки. В конце концов, они немного похожи, эти истории. Он был дежурным прекрасным принцем, а я была замарашкой, девчонкой, на которую в коллеже никто и смотреть не хотел. Кроме мальчишек. Вспомнить только, что я соглашалась проделывать в туалете, лишь бы меня приняли в компанию… По крайней мере, я существовала. У меня была паршивая репутация, но я существовала. Девочки, которые смотрели на меня свысока, потому что я была ничейной, приютской, — я знаю, что они мне немного завидовали. Я осмеливалась, а они нет. Или так, или кукиш. Быть дрянью означало быть кем-то, а это, куда ни кинь, лучше, чем быть никем.
Я жалею обо всем этом. Знаю, что у меня были смягчающие обстоятельства, но жалею. Это Гийом вытащил меня оттуда. Потому что по-настоящему я начала существовать ради него. Сегодня вечером он заедет за мной в лицей и поведет меня в ресторан отпраздновать наш юбилей. Заранее радуюсь. Гийом — мужчина моей жизни. Гийом так внимателен ко мне, к тому, как я одеваюсь, что люблю и что ненавижу, к моим маленьким радостям. Он заботится обо мне и о моем теле. Он чувствует малейшую мою реакцию, как бы незаметна она ни была, потому что он бесконечно нежен и потому что он меня слышит. А почему он меня слышит? Ха! Ха! Потому что он меня слушает, вот! Его рука, когда он гладит мою кожу, легче перышка. Я вся верчусь, когда он меня щекочет пониже спины, талию, под мышками, нос. Нос — чувствительнее всего. Но он очень быстро продвигается дальше, и там уже не щекотно, там он проникает в самые глубины моего удовольствия. А он не спешит, совсем не спешит, пока я не начинаю умолять, чтобы он кончил. Но он всегда пропускает меня вперед — из вежливости, из уважения, как мужчины, которые придерживают дверь. Кстати, дверь он придерживает тоже. Это ничего не означает — мужчина, который придерживает перед женщиной дверь. Это ничего не означает и в то же время означает все на свете. Мне чихать на равенство полов. Чушь какая. Под предлогом, что они хотят иметь те же права, некоторые дамочки требуют одинакового обхождения. Но мы, женщины, нуждаемся во внимании, в ласке, в нежности, в тех мелочах, которые важнее всего. Нуждаемся, чтобы перед нами придерживали дверь. Кстати, это совсем не лишнее, например когда выходишь из магазина и обе руки заняты. Хо-хо! Но главное, главное, нам нужно, чтобы перед нами придерживали дверь, потому что, когда придерживают дверь, это означает, что нас не отпустят на все четыре стороны при первом же порыве ветра.
Сегодня исполняется три года, и Гийом сказал, что по такому случаю у него для меня сюрприз. Он все время придумывает мне сюрпризы, и я это обожаю.
Беременная под завалом
Вкалываем без остановки со вчерашнего дня. Нас всех вызвали, поскольку погода просто кошмар. Из-за ливневых дождей лично я работаю уже три дня без передышки, и деваться некуда. Мы стараемся подменять друг друга, и каждый сам выкручивается как может, чтобы передохнуть хоть пару часов. Именно такой паузой я только что и воспользовался.
Не успел сделать глоток кофе, как снова вызов. Две бригады отправляются одновременно. Никакого просвета. Некоторое время рулим рядышком, вызовы пришли из одного района. Мне предстоит заняться обрушением крыши, другому расчету — очередным дорожным происшествием.
Это магазин товаров для будущих мам и новорожденных. Мы готовимся принять беременных женщин и, возможно, младенцев. Звонивший сказал о жертве под завалом. Ненавижу это.
К нашему приезду женщина все еще без сознания. Продавщица подтверждает, что она беременна, чего мы пока разглядеть не можем. Из-под больших кусков гипса и искореженного железа видны только ноги и голова. Ее лицо в жутком состоянии, порезы, кровь. Глаза закрыты, они целы, но челюсть с одной стороны вдавлена. Удар наверняка был очень сильный. Она дышит. Это главное. Мы высвобождаем ее так быстро, как только можем, чтобы срочно отправить в Университетский центр или в городскую больницу. Почти сразу к нам присоединяется «скорая помощь». Лишь бы ее ребенок был еще жив, лишь бы муж смог узнать ее после того, как наложат швы и подлатают кости и раны. Некоторые травмы жестоко меняют внешность. Уж я-то знаю, о чем говорю.
Неизвестно, первый ли у нее ребенок, но мне кажется, она ожидает его с радостью. И я снова думаю о Джульетте и ее желании иметь ребенка. Джульетта, которая все три года ни на один день не исчезала из моих мыслей. Надеюсь, она получила своего ребенка, надеюсь, она теперь довольная мать и счастлива. В беременность вкладывают столько надежд, и подумать только, что в долю секунды все может быть разрушено… Лишь бы ребенок был жив.
Я сажусь на переднее сиденье. Напарник устраивается сзади. Он знает, что мне тяжело видеть израненных беременных женщин, но не знает почему. Незачем рассказывать направо и налево о моих детских воспоминаниях. Отчим бил мать, когда та была беременна.
Напарник подписывает бумаги, мы оставляем раненую в руках команды, которая ждала нас у дверей приемного покоя, и немедленно отъезжаем. Всегда готовы!
Я даже имени ее не знаю.
Единственное, что важно
Я с трудом прихожу в себя. Наверняка они накачали меня болеутоляющими. У меня датчики на животе, и я слышу, как бьется сердце моего ребенка. Это единственное, что важно. Его размеренное биение убаюкивает меня, и я мирно засыпаю.
С ним все в порядке.
Значит, и со мной тоже.
Имя жертвы
Когда к нам присоединяется другая бригада, Эрик подходит ко мне явно в некотором замешательстве.
— Ромео, я должен кое-что тебе сказать: нас вызвали на дорожную аварию, пока вы были в магазине с рухнувшей крышей.
— Жертвы?
— Помогли женщине, которая выходила из того самого магазина. Наверно, она все еще была в шоке, вот и въехала в дерево на повороте. К счастью, скорость была небольшая. Она была в сознании и сама объяснила нам, что произошло: скрежет, крыша, которая рухнула прямо перед ней на другую женщину. Она спросила, нет ли в нашей бригаде Ромео. А раз уж ты единственный Ромео во всем департаменте, я сразу врубился.
— Как ее зовут?
— Джульетта. Сам понимаешь, тут я врубился второй раз. Джульетта, которая зовет своего Ромео, такое не спутаешь. Как я понял, она медсестра. И она беременна.
