А что до великого герцога, тот верит в существование философского камня из-за власти, которую он ему принесет. И девушка, эта Кьяра Нерини, она тоже верит в него, но не в золото, а в его целительную силу. Кто знает, возможно, им удастся открыть новое вещество, которое излечит ее от недуга. Что ж, он сыграет с ними свою роль, а золото, которое пойдет на его счет в банке Борромеи, будет реально существующим золотом, из неистощимых сундуков великого герцога.
Он сложил банковский чек и письмо и запечатал конверт черным воском, вдавив в него свою личную печать, на которой изображен круговой лабиринт, месяц и клушица, — птица на гербе Корнуолла. Никто, кроме него, не знал, что это означает на самом деле.
«Гонец может отправиться на побережье завтра, прямо из Серавеццы, — подумал он, выходя в коридор, — а затем в порт Ливорно». Сегодня он закончит отчет, а утром поедет во Флоренцию. Сначала нужно пережить похороны старого великого герцога. Потом снова начнется алхимия.
Он сказал девушке, будто помогает великому герцогу в работе над его magnum opus
[36] ради золота. Отчасти это было правдой — чего стоят одни только требования английского двора, чтобы понять, сколько ему нужно золота для достижения своих целей. Но была и другая, более веская причина, о которой он никому не говорил. Он проводил эксперименты с металлами и кристаллами, камнями и кислотами, щелочами, образцами почвы и летучими солями просто потому, что ему нравилась эта работа. Ему нравился сам факт того, что эти древние, существовавшие с изначальных времен элементы, поднятые из загадочных недр земли, способны изменяться в его руках.
Меняться так же, как менялся он сам, однажды, дважды, трижды. И он собирался измениться еще один, последний раз, в самом конце.
Глава 9
Палаццо Веккьо, Флоренция
17 мая 1574
Две недели спустя
Отец наверняка порадовался бы кончине Козимо де Медичи.
Время от времени Кьяра слышала его ворчание: «Вешай сколько хочешь черный шелк на свой гроб, украшай его своими шарами Медичи, все равно ты теперь пища для червей, как и все мы». И конечно же, она слышала его крики в свой адрес: «Во имя святого Иоанна Крестителя, девочка моя, что ты забыла в этом проклятом дворце, рядом с этими великими герцогинями и принцессами? Ну-ка, живо домой, а не то я такую порку тебе устрою, что неделю сидеть не сможешь!»
Если бы Кьяра могла, она бы с радостью побежала домой, но за ней неусыпно следили. Донна Химена терпеливо увещевала ее, что слуги великого герцога уже отнесли ее семье золото, новую одежду и еду, что с ними все хороню. Но вдруг донна Химена врет? Проверить это не было никакой возможности. Кьяра требовала аудиенции у принца, то есть у великого герцога — нужно было время, чтобы привыкнуть к новому титулу, но тот внезапно оказался настолько недосягаемым, что с таким же успехом мог быть где-то в далеком Трапезунде, где делают атаноры, или в том королевстве — она забыла его название, — откуда был лунный камень на ее шее. Она также просила о встрече с магистром Руанно, но донна Химена лишь усмехалась в ответ. Кипя от злости и раздражения, Кьяра ничем больше не могла заняться, как подшивать платья герцогини и выполнять другие поручения донны Химены. Единственным намеком на то, что она когда-нибудь приступит к своим обязанностям мистической сестры великого герцога и примет участие в создании философского камня, был тяжелый лунный камень на ее шее, а еще уроки — ежедневные сложные занятия по чтению и письму, главным образом на итальянском, но порой и на латыни.
Но сегодня уроков не будет. Сегодня состоятся похороны великого герцога Козимо де Медичи, спустя целый месяц после его кончины. Такая задержка требовалась для того, чтобы все важные особы — принцы и эрцгерцоги, послы и папские делегаты и еще бог знает кто могли добраться до Флоренции со всех уголков Европы. Бальзамировщики были вне себя от волнения. Пронося сообщения между донной Изабеллой и секретарями великого герцога Франческо, Кьяра видела, как то и дело взлетают в воздух мухобойки из черной тафты, специально изготовленные для этого случая.
Несмотря на то что за катафалком великого герцога будет идти множество знатных особ, среди них не будет ни одной женщины. Традиция запрещала женщинам участвовать в открытых похоронных процессиях. Даже когда гильдия организовывала похороны Карло Нерини, Кьяра вместе с бабушкой и сестрами вынуждена была остаться дома. И несмотря на свое богатство и влияние, женщины дома Медичи были связаны той же самой традицией. Им оставалось лишь наблюдать за выездом похоронной процессии с третьего этажа палаццо Веккьо.
Донна Иоанна Австрийская, ставшая теперь великой герцогиней и первой дамой двора, с холодным выражением лица стояла возле окна небольшой изящно убранной комнаты. У ее ног лежали две небольшие гончие смешанного окраса. Как Кьяре стало известно, это были отец и мать Рины, принадлежавшей донне Химене. Несколько лет назад они были подарены великой герцогине ее сестрой, донной Барбарой, герцогиней Феррарской. Все знали, что ее супруг, герцог Феррарский, ненавидел Козимо де Медичи и жестоко соперничал с ним за титул великого герцога, но несмотря на это посол Феррары
[37] приехал сегодня во Флоренцию, чтобы следовать за похоронной процессией и лить крокодильи слезы.
Великая герцогиня смотрела в окно с каменным выражением лица. Это была невысокая хрупкая женщина со сгорбленной спиной, которую она скрывала при помощи стальных корсетов и подкладок под одеждой. Красавицей ее никто бы не назвал, но ее глаза могли излучать настоящую доброту, которая проглядывала сквозь набожность, тоску по родине и впитанную с молоком матери австрийскую гордость. У другого окна, не более чем в шести шагах, но словно в совершенно ином мире, стояла Изабелла де Медичи и плакала навзрыд, забыв о всяких приличиях. Ее невестка и двоюродная сестра донна Дианора обнимала ее и утирала ее слезы шелковым платком. «Проклятые Медичи, — ворчал голос отца в голове у Кьяры, — женятся на кузинах. Неудивительно, что все они похожи на бешеных собак». За ними толпились с полдюжины придворных дам. Кьяре удалось протиснуться между ними так, что она оказалась прямо за спиной донны Изабеллы.
— Что же мне теперь делать? — рыдала донна Изабелла. — Что теперь будет с моими бедными детьми? Мой брат меня ненавидит, он лжет мне и ущемляет меня во всем. Но мне противна сама мысль о том, чтобы вернуться к моему супругу. Мой дом здесь, во Флоренции, и я ни за что и никогда не соглашусь жить в ужасном замке Браччано.
Кьяра уже знала, что мужем донны Изабеллы был дон Паоло Джордано Орсини, герцог Браччанский. Несмотря на красивое имя и титул, человеком он был далеко не из приятных. Прежде всего он был невероятно толстым, настолько толстым, что никакая лошадь не могла бы увезти его на своей спине, поэтому он, словно женщина, путешествовал в паланкине. Однако это не мешало ему ввязываться в бесконечные драки из-за шлюх и транжирить золото Медичи направо и налево. «Если бы я была замужем за таким человеком, — думала Кьяра, — я бы тоже не захотела с ним жить. Бедная донна Изабелла».
