С этими мыслями она и подошла к кромке леса. Лес её пугал всегда. Она по-хорошему завидовала Матильде, которая его обожала и днями напролёт могла гулять там. Беа же едва не мутило при осознании, что сейчас она войдёт под кроны деревьев и будет идти совсем одна, не имея возможности даже толком осмотреться. Если вдруг за ней кто-нибудь следит…
Но Беа в который раз приказала себе успокоиться и пошла вперёд. Лес – не самое худшее. Худшее будет, когда она окажется одна в большом городе. Ещё неизвестно, в какую передрягу она может попасть, ведь даже в Ансени, стоило ей остаться одной, как её чуть не продали в публичный дом. При этом воспоминании Беа поёжилась и поплотнее запахнула плащ.
Ночь стояла прохладная; небо застелено тучами так, что и звёзд не видно. Дождь уже прекратился, но казалось, вот-вот начнёт снова. Беа ступала по мокрой листве, вздрагивая от каждого шороха. Стрекот кузнечиков, который всегда её успокаивал, теперь действовал на нервы. Вскоре, дорога свернула направо, а ещё через полчаса Беа дошла до развилки. Мать-настоятельница строго наказала ей пойти по левой тропинке, выводившей к дороге, которую в своих путешествиях часто использовали паломники. Дорога та вела напрямик к Шартру.
Она ступила на левую тропинку и снова пошла вперёд. В голову ей непрестанно лезли мысли о том, как она выходит на дорогу паломников, а там её уже поджидают головорезы… или, что страшнее, выживший Хью. Беа вздрогнула и перекрестилась. До сих пор воспоминание об убийце её матери и его последних словах приводило её в суеверный ужас.
Она шла долго, и страх уже стал отпускать её, особенно когда начало светать, но потом её словно что-то выдернуло из размышлений. Она остановилась, будто споткнувшись, и огляделась по сторонам. Вроде бы всё, как прежде, но ей почудилось, что кто-то наблюдает за ней из-за деревьев.
Беа попыталась вразумить себя, что это невозможно. Ну кто бы это мог быть? Не могли же наёмники знать, что она именно этой ночью решила бежать. А кроме них, больше и некому за ней следить…
В любом случае стоять и терять время Беа не намеревалась. Осторожно она двинулась вперёд, поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Шорохов было много, да только теперь они не казались ей исходящими от лесных жителей. Ветки иногда так громко хрустнут, как будто на них тяжёлым сапогом наступили… А Беа и не знала, что делать: то ли не обращать внимания, то ли… бежать? Правда, тропинка выведет её к дороге – возможно, пустынной в этот час. А бросаться в гущу деревьев было попросту глупо: убежать далеко всё равно не получится.
Сердце билось, как у загнанного зверька. Может, и не наблюдает за ней никто вовсе, старалась она убедить себя. Но предчувствия её редко обманывали.
Беа резко остановилась и принялась ждать. Если услышит что-нибудь подозрительное – побежит вперёд так быстро, как только сможет. Если же нет – то попеняет себе за излишнюю подозрительность и поспешит дальше.
К несчастью, её опасения подтвердились. Кто-то нагонял её: шёл тихо, но всё же слышно. Беа, сама удивившись своей резвости, припустила с места, но уже через пару секунд поняла, что проиграла. Её нагнали чуть ли не сразу, прижали к себе и, прежде чем она закричала, знакомый голос тихо проговорил:
– Тише, это я, Клод.
Беа оказалась на свободе и тут же развернулась к неожиданному «пленителю». Это и в самом деле был Клод! Она настолько сильно обрадовалась, что в первое мгновение, не задумываясь, обняла его, но потом сразу же отступила. Она даже не посмотрела в глаза Клоду, очень смутившись своему поведению.
– Как ты нашёл меня? Почему ты вообще ещё здесь?
Беа полагала, что Клод сразу после их прощального разговора уехал в Париж. Но выходило, что два месяца он провёл в Лавале по какой-то причине… Беа, впрочем, уже догадывалась, по какой. И это снова приводило её в смущение.
– Я должен был убедиться, что вы с Тристаном в порядке, собирался дождаться, пока ты примешь постриг… и только в этом случае уехать.
– А как ты узнал, что я сегодня решила сбежать?
– Мать-настоятельница передала мне через служку… Она знала, что я остался в городе.
Беа промолчала, про себя поражаясь смекалке тёти. Та знала, что племянница может быть в безопасности с этим молодым человеком и попросила присмотреть его за ней. А Беа ещё удивлялась, почему мать Клеменция так легко приняла весть о том, что она в одиночестве пойдёт до Парижа.
– Понятно, – сказала она. – Думаю, нам надо идти. Скоро станет известно, что я сбежала. И не только монахиням, но и всему Лавалю…
– И тем, кто хочет убить тебя, – добавил Клод.
Беа кивнула.
Вскоре они вышли на дорогу паломников. Конечно, по ней ходили не только паломники, но и люди, которым сподручнее было добраться этим путём, а не главным, что вёл в Ман. Большую часть дня Беа и Клод провели на дороге в одиночестве. Для неё стало в какой-то мере открытием, что они с Клодом могут так хорошо и просто общаться. У них, вообще-то, никогда не возникало сложностей в этом плане, но чаще всего Клод и Тристан вели несерьёзные разговоры, а Беатрис просто слушала или не слушала в зависимости от настроения. Теперь же Беа как будто заняла место своего брата, за исключением того, что с Клодом они говорили не о войне, сражениях или турнирах, а друг о друге.
О ней Клод уже знал немало, а вот для неё история Клода стала откровением. Он оказался бастардом одного бретонского сеньора, именем которого не желал называться, но обучался военному искусству вместе со своими законнорожденными братьями. Беа могла представить, что ему жилось нелегко: редко когда рождённые не в браке бывали счастливы, особенно если отцы ставили их на одну ступень с рождёнными в браке.
– Мне пришлось доказывать не только себе и отцу, но и всем вокруг, – говорил он безоблачным тоном, глядя куда-то за горизонт, – что я достоин находиться рядом с ними, с моими братьями, быть равным им. Но клеймо незаконнорожденного осталось со мной навсегда. Такое никогда не забывается, как бы хорош ты ни был. А потом отец отдал меня в оруженосцы графу де Жуиньи, и там мне жилось немногим лучше. Граф де Жуиньи относился ко мне, как к своему сыну, но моих товарищей это только злило, так что и я, в конечном счёте, от такого расположения графа мало радости находил. Но потом он отправился в крестовый поход – и все оруженосцы вместе с ним. Мне удалось отличиться, и граф это запомнил. Так я и стал рыцарем.
– Мой отец тоже участвовал в крестовом походе, – заметила Беа.
– И его звали? – с лёгкой улыбкой посмотрел на неё Клод.
Беа вспомнила, что настоящее своё имя ему так и не раскрыла.
– Его зовут сэр Эдмон Марильяк. Но я предпочитаю оставаться мадемуазель Бринье. Не для тебя, конечно, для всех остальных… – добавила она.
Её сердце забилось быстрее, когда боковым зрением она заметила, что Клод взглянул на неё после этих слов.
На ночь они остановились в стороне от дороги и развели огонь. Беа опасалась, что их могут заметить: вряд ли наёмники дремлют, скорее всего, уже идут по их следу… Вдруг они не обманулись и пошли по этой же дороге? Но ночи теперь становились холодными, так что без огня было никак.
