Взяв платье из его рук, она подождала, пока он отвернётся, а затем быстро переоделась. Ей пришло в голову, что если собрать волосы под чепец, то можно и вовсе не надевать на себя потом мужскую одежду. Она будет выглядеть как непримечательная горожанка и, к тому же, воины ищут теперь юношу и мальчика, так что могут и запутаться, если она вновь оденется в платье.
– Та, кто держит этот дом, пока Клод в походах, – пояснил Тристан. – И готовит она вкусно, я уже проверил, – довольно добавил он.
– Это просто превосходно, – мягко улыбнулась ему Беа. – И тебе тоже дали другую одежду? – осмотрев его, спросила она.
– Ага, – кивнул мальчик. – Беа, а когда мама с Матильдой к нам присоединятся?
Этот вопрос заставил её замереть посреди комнаты. Она отвернулась, начав поправлять платье и пытаясь справиться с волнением. Лгать – страшный грех. Но… не могла она пока сказать Тристану правду.
– Скоро, дорогой мой, скоро, – не поворачиваясь, ответила она.
– А где? – не отставал Тристан.
– Я думаю, ты скоро узнаешь, – улыбнулась Беа, поглядев на разочарованное личико мальчика. Он, очевидно, подумал, что его считают недостаточно взрослым для того, чтобы доверить такую тайну. Возможно, он стал бы допрашивать сестру дальше, только Беа уже отодвинула занавесь и вышла в другую комнату.
Та была довольно большого размера, и в ней вмещались сразу прихожая, кухня и общий зал. Внутреннее убранство было бедным и не поражало разнообразием. У них в Крэйвеке так крестьяне жили. Что ж, воин вполне может быть выходцем из низких слоёв общества.
Беатрис поспешила на кухню, где уже заметила женскую фигуру: похоже, той самой Мартины, которая вкусно готовит. А прежде всего Беа хотелось сейчас именно хорошо поесть, а ещё это был отличный повод не отвечать на расспросы Тристана. Тот, хоть и был ещё маленьким, но очень даже смышлённым для своих лет, а порой и проницательным. Если учитывать, что врать Беа особо не умела, то можно было всерьёз опасаться, что Тристан узнает правду о матери и сестре преждевременно…
– Добрый вечер, – поздоровалась она, отвлекая внимание женщины от кастрюль на себя.
– Ох, добрый вечер… мадемуазель?
– Бринье, – ответила она с небольшой заминкой. «Я опять вру!», – промелькнуло в голове. Но она не могла рисковать и называть своё настоящее имя. – Благодарю вас за платье. Надеюсь, мы с Тристаном не слишком стеснили вас…
– Что вы, нисколько! – воскликнула Мартина и стала быстро передвигаться по маленькому пространству, выставляя на стол всю снедь, какая была в доме. – Кушайте на здоровье.
Беатрис благодарно улыбнулась ей и присела на краешек стула. Хоть еда и была непритязательной, Беатрис она показалась самой вкусной, когда-либо пробованной ею.
– Вы надолго у нас остановитесь? – поинтересовалась Мартина, отвернувшись от неё и снова принимаясь что-то чистить и скрести.
– Если позволите, то до послезавтра.
Беа решила, что раз уж довелось им найти пристанище, то нужно отдохнуть здесь хотя бы два дня, а потом с новыми силами пуститься в дальнейший путь.
– Так скоро? – разочарованно прошептал ей на ухо Тристан, присевший незадолго до этого на соседний стул.
– Вы можете остаться и подольше, – сказала Мартина, – я тут одна в основном, и мне только в радость, если кто-нибудь ещё станет здесь жить. Клод, он редко приезжает. Да и вот скоро опять в дорогу собирается… – расстроенно подытожила она.
– А кем вам приходится?… – Беа запнулась, не зная как называть этого Клода. Не по имени же? Слишком неприлично для незнакомых друг другу людей.
– Я была его кормилицей, – пояснила женщина. – Я так хотела защитить его от войн, хотела, чтобы он жил в спокойствии и здравии…
Кажется, Мартина совсем расчувствовалась, и из глаз её готовы были потечь слёзы. Беатрис стало неловко.
– А вы, мадемуазель Бринье, – спросила вдруг Мартина, – вы-то француженка?
При этом слове Беатрис скривилась. Ей было неприятно, что её могут причислить к этому народу, однако она вовремя подумала, что так даже лучше: если она будет называться француженкой мадемуазель Бринье. Это тоже может сбить преследователей с толку.
– Да, – кивнула она, опуская голову.
– А акцент у вас бретонский, – заметила Мартина.
– Я… живу… вернее, я жила в… Машекуле… с детства. Но родилась я в… Париже. И парижанкой себя считаю.
Её история обрастала новыми подробностями, а сама Беа чувствовала, что её уже затягивает в трясину лжи. Посмотрев на Тристана, она заметила его недоумённый и вопрошающий взгляд и отвела свои глаза.
Ей стало ещё более стыдно. С красным лицом она сидела, понурив голову так, словно её уличили в чём-то страшном, а она не знает, как оправдаться. «Господи, прости меня за всё это притворство, – взмолилась она про себя, – ты видишь, что я делаю это не со зла, а как мне кажется, во благо… прежде всего, Тристана».
– Это хорошо. А то эти англичане… Пришли и завоевали исконно французскую землю! Как жаль, что мне довелось жить в это время, когда моя родина принадлежит захватчикам…
С каждым словом Мартина распалялась всё больше и уже начала жестикулировать руками, в одной из которых держала деревянную ложку. Беатрис резко встала, но попыталась смягчить положение своей улыбкой.
– Простите, мне, кажется, нужно подышать свежим воздухом.
Не дожидаясь ответа, она выскользнула из домика и стала мерить шагами крыльцо. Лицо её всё горело, но теперь уже не от смущения, а от гнева. Она была воспитана английским рыцарем и не считала, что её народ был захватчиком на этой земле. И почему её спас от падения именно француз? Это не нравилось Беа.
Появившийся из темноты Клод заставил её вздрогнуть. Гнев начал затихать. Теперь ей снова стало стыдно за то, что позволила себе разозлиться на ни в чём не повинного мужчину. Куда ведёт её путь? Ей казалось, что с каждым днём она всё быстрее удаляется от бога: начинает лгать, гневиться по малейшему поводу, притворяться…
– Вы уже поужинали? Вам лучше?
– Да… Благодарю вас, – рассеянно ответила она.
– Ночь сегодня прохладная, а вы легко одеты, – заметил он. – Лучше бы вам возвратиться в дом.
– Да, пожалуй, – согласилась Беатрис.
Она вошла в открытую Клодом дверь и, обернувшись, пожелала ему добрых снов. Тот вежливо ответил ей тем же. Скрывшись в комнате, в которой проснулась менее часа назад, Беатрис села на краешек матраса и задумалась.
Они с Тристаном не могут скитаться по лесам вечно, и потому, так или иначе, нужно искать выход из сложившегося положения. Прежде, когда они шли к Нанту, она особо не задумывалась на этот счёт, поскольку были дела понасущнее – как выжить, не попавшись в руки преследователей, а также не подвергнуться нападению диких зверей. Но теперь, обретя на время спокойствие, Беатрис должна была подумать о том, как действовать дальше. Прийти в Нант – эта цель вела её всё это время, но что дальше? Куда идти теперь?
