– А какие именно требования? – с интересом спросила Аньес.
Как она и ожидали, свободу по этой хартии получали духовенство, рыцари и, разумеется, сами бароны. Простые же люди не получали почти никаких вольностей.
– Его Величество так сопротивлялся сначала, – снова повторил Чарльз, задумчиво подперев подбородок, – и затем так резко и легко согласился на все требования, что это кажется подозрительным.
– Но, если хартия будет подписана им самим, значит, вы, наконец, достигнете своей цели, не так ли? – спросила Аньес. – И ведь король не сможет уже отказаться выполнять те требования?
Чарльз посмотрел на неё как-то странно, потом хмыкнул и перевёл взгляд на карту.
Аньес встала и подошла к нему с намерением взглянуть на карту. Но она мало что успела разглядеть, потому что Чарльз резко встал и сложил её в несколько раз. Аньес обиделась, что он скрывает от неё что-то, но не подала виду.
– Король, к сожалению, может всё, – сказал Чарльз. – Но пока наши дела идут отлично, поэтому не будем о плохом.
Он отошёл от неё подальше, и Аньес сама удивилась тому, как больно и обидно ей от этого стало.
– Что-то не так? – мрачно спросила она, отчего-то теряя всё желание рассказать ему, что она тоже… тоже любит его, как поняла за недолгое время разлуки.
Чарльз посмотрел на неё с вопросом в глазах, а потом отрицательно мотнул головой и сказал:
– Всё отлично. Пожалуй, пойду к Фитцуолтеру, нам много о чём переговорить надо. И, Аньес, ты не должна присутствовать, когда Джон будет подписывать хартию.
– Я и не горю желанием, – пожала плечами Аньес. – Думаю, мне не стоит пока показываться ему на глаза, ведь он ещё не забыл, как я… – Тут она внезапно осеклась, потому что впервые вспомнила о графе Дерби, впервые за последний месяц, и это отчего-то её поразило, и ей стало страшно. Особенно, когда она вспомнила, что он – преданный королю человек.
– Что-то не так? – Теперь настала очередь Чарльза беспокоиться.
И Аньес ему ответила точно тем же жестом, что и он, – покачала головой. Она не рассказала Чарльзу о том, что граф Дерби тогда ударил её. Слишком унизительно. И она вообще не хотела вспоминать об этом мерзком человеке. И ещё – она на самом деле боялась его. Так, что, вспомнив о нём сейчас, почувствовала, как ослабели колени от страха перед ним.
– Нет, Аньес, я же вижу, что ты… боишься? – предположил Чарльз, подходя к ней ближе и пристально вглядываясь в лицо.
– Я… нет, что ты… правда… Я только хотела… – Она замолчала на несколько секунд, а потом неожиданно для себя и, тем более, для Чарльза, выпалила: – Я только хотела сказать, что долго думала о том разговоре в Хэмпстеде.
Запала хватило только на эту фразу, а потом она сама ужаснулась своей откровенности и подавленно замолчала. Она намеревалась сказать это как-нибудь не явно, намёками… а не вот так, в лоб.
А всё потому, что мысли о графе Дерби настолько вывели её из равновесия! И ненависть, обжигающая и холодная вместе с тем, вновь захватила всё её существо, как и в тот день, когда она погоняла лошадь Рене из Виндзора к дому Чарльза в Лондоне.
И тут она ойкнула и прижала ладонь к губам. В глазах её отразилось отчаяние.
– Как же я могла забыть! – заговорила она. – Я обязана узнать, где теперь Рене. Рене д'Антремон, – пояснила она Чарльзу, – я рассказывала тебе про неё. Она была одной из фрейлин Её Величества и помогла…
– Да-да, я помню.
– Я даже не знаю о её дальнейшей судьбе! Вдруг король понял, что она замешана в моём побеге из Виндзора? Вдруг её… – Продолжать свою мысль она не стала, потому что мысль эта была ужасна, и ей хотелось верить, что с Рене всё в порядке.
– Если о её содействии и узнали, то, вероятнее всего, заточили в Тауэр. Ноллис просматривал списки заключённых, когда мы вошли в Лондон, и освободил всех, кто на нашей стороне.
– Но… Рене-то не на нашей, – тихо сказала Аньес.
– Значит, она до сих пор в своей камере, – ответил Чарльз. – Нужно спросить Ноллиса. И если это так, то, когда вернёмся в Лондон, сможем вытащить леди Рене из Тауэра.
– Правда? – улыбнулась Аньес. Хотя не было никаких доказательств того, что она в тюрьме, да и, возможно, никто её ни в чём не заподозрил, уверенный тон Чарльза успокоил Аньес.
– А теперь – скажи, что ты думала? – пытливо посмотрел ей в глаза Чарльз, подходя ещё ближе.
– Сначала ты скажи, – вскидывая голову, произнесла Аньес, отвечая на пристальный взгляд тёмно-зелёных глаз.
– Я скажу то же самое, что и тогда, – ты очень дорога мне.
– И это всё? – недовольно фыркнула она и сделала попытку обойти его. Чего он, конечно, не позволил, поставив руки на стол по обе её стороны. Аньес чуть отклонилась; её вдруг бросило в жар от близости его тела. И в палатке было так сумрачно и душно. Она задышала чаще, желая прижаться к нему ближе. Встретившись с Чарльзом взглядом, она и вовсе разомлела. О каких словах может идти речь, когда его глаза так явно говорят ей всё то, о чём она просит сказать его вслух?
– Ты хочешь сказать, что не догадываешься о том, как пленила меня? Как я не сплю ночами, мечтая о тебе? И – как я люблю тебя?
От счастья Аньес хотелось прыгнуть ему на шею. Узкое пространство, оставленное ей руками Чарльза, было недостаточным для этого маневра, поэтому она осталась стоять, счастливо сверкая глазами. Уверенная в своей власти над ним, она решила чуть-чуть покапризничать.
– Скажи прямо.
– Я люблю тебя.
– Правда?
– Правда.
– И я, – на выдохе призналась она.
– Правда, – утвердительно кивнул Чарльз, и Аньес рассмеялась, обнимая его за шею и подставляя губы для поцелуя.
Чарльз крепко прижал её к себе, а через несколько секунд Аньес оказалась сидящей на столе. Она отвечала напористым поцелуям Чарльза так, что дыхания не хватало, а ещё она была так счастлива, ощущая под пальцами его мягкие волосы, а затем водя руками по спине в кольчуге. И ей было совершенно всё равно, что кольчуга оцарапала ей ладони. Когда Чарльз оторвался от неё, она едва ли могла связно мыслить, и весь её кругозор ограничивался одним лишь его телом.
– Чарльз, – вздохнула она, не зная сама, что хочет сказать.
– Аньес… – почти прошептал он. – Теперь я не отпущу тебя от себя ни на шаг.
– И я рада этому, не представляешь как!
Её буквально распирало от эмоций; она снова рассмеялась и, соскочив со стола, почти запрыгала. Теперь она совсем не была похожа на чопорную леди Аньес, а снова стала старшей, бесшабашной дочерью сэра Эдмона из бретонских лесов.
Они снова слились в долгом поцелуе, замерев посреди палатки, но Чарльз всё же отстранился от неё и, погладив по щеке, сказал:
– Мы всё решим позже, хорошо?
