Не понимаю. Не сюда — в другую сторону! Туда бегите, спасайте моих солдат!..
Он увидел, как из руки одного из морпехов вырвалось что-то большое, упало среди напавших на него воинов.
— Кулак!
В него метнулись два метательных копья.
А потом ночь взорвалась.
Гэмет почувствовал, как коня подбросило, так что его самого прижало к задней луке седла. Голова скакуна вскинулась невозможным образом, а всё тело продолжало выгибаться назад, потом рухнуло за миг до того, как он, оставив сапоги в стременах, покатился через круп животного.
И упал в кровавый, зернистый туман.
Гэмет моргнул, открыл глаза, увидел, что лежит в мокрой грязи среди тел и кусков тел внутри небольшого кратера. Шлем куда-то пропал. Меч исчез из руки.
Я ведь… был на коне…
Кто-то съехал по скату и остановился рядом с ним. Гэмет попытался выбраться, но крепкие руки стащили его обратно вниз.
— Кулак Гэмет, сэр! Я — сержант Геслер. Из девятой капитана Кенеба. Вы меня слышите?
— Д-да… я подумал, ты…
— Да, Кулак. Но мы их хлопнули, и теперь остальные ребята из моего взвода и Бордукова помогают морпехам третьей роты. Нужно вас доставить к целителю, сэр.
— Нет, всё в порядке. — Он попытался сесть, но с ногами что-то случилось — они не слушались. — Занимайся солдатами на кургане, сержант…
— Занимаемся, сэр. Пэлла! Давай сюда, помоги мне поднять Кулака.
Возник ещё один морпех — помоложе. О, нет! Он слишком молод для этого всего. Попрошу адъюнкта отправить его домой. К отцу и матери, да. Негоже ему тут умирать…
— Ты не должен умирать.
— Сэр?
— Только конь его прикрыл от «ругани», — пояснил Геслер. — Контузило его, Пэлла. Давай-ка под руки…
Контузило? Нет, мой разум ясен. Совершенно ясен. Наконец-то. Они все слишком молоды для этого всего. Это война Ласиин — вот пусть сама и воюет. Тавор… она ведь была когда-то ребёнком. Но потом Императрица убила этого ребёнка. Убила её. Нужно сказать адъюнкту…
Скрипач устало опустился на землю рядом с потухшим костром. Положил рядом арбалет и вытер с глаз пот и грязь. Рядом плюхнулся Спрут.
— Голова у Корика ещё гудит, — сообщил сапёр, — но, похоже, ничего нового он себе там не сломал.
— Не считая шлема, — ответил Скрипач.
— Ага, не считая шлема. Единственная настоящая стычка для нашего взвода за всю ночь — кроме того, что дюжину стрел выпустили. И мы даже не убили этого ублюдка.
— Ты с ним слишком нежно обошёлся, Спрут.
Тот вздохнул:
— И то правда. Старею, должно быть.
— Я так и понял. В следующий раз просто воткни в ублюдка «свинокол».
— Да я и так поверить не могу, что он выжил.
Погоня увела хундрилов далеко за гряду, и то, что начиналось как налёт на лагерь малазанцев, превратилось в племенную войну. До рассвета оставалось два колокола. Пехота вышла в долину, чтобы собрать раненых, уцелевшие стрелы и снять обмундирование с трупов малазанцев — ничего не оставить врагу. Мрачное, жуткое завершение всякой битвы — на счастье, укрытое сейчас тьмой.
Из мрака вынырнул сержант Геслер и тоже уселся у холодного кострища. Стащил рукавицы и бросил их в пыль, затем потёр лицо.
Спрут сказал:
— Говорят, один курган захватили.
— Ага. Всё у нас было в руках — поначалу, во всяком случае. Мы туда рванули на полной скорости. Большинство этих несчастных ублюдков могли бы на своих ногах уйти оттуда. А так — только четверо.
Скрипач поднял глаза:
— Из трёх взводов?
Геслер кивнул, затем сплюнул в пепел.
Молчание.
Затем Спрут крякнул:
— Всегда что-то да пойдёт не так.
Геслер вздохнул, подобрал перчатки и поднялся.
— Могло быть и хуже.
Скрипач и Спрут некоторое время смотрели ему вслед.
— Что случилось, как по-твоему?
Скрипач пожал плечами:
— Думаю, скоро узнаем. А сейчас найди-ка капрала Битума, и пускай соберёт остальных. Буду объяснять, что и как мы сегодня сделали неправильно.
— Начиная с того, что ты нас всех потащил вверх по склону?
Скрипач поморщился:
— Ага, с этого и начну.
— Только учти, если бы не потащил, — задумчиво протянул Спрут, — ещё больше этих подонков добрались бы до кургана. «Ругань» твоя кстати пришлась, отвлекла их. До тех пор, пока не подоспели хундрилы, а уж те их заняли и развлекли.
— Пусть так, — согласился сержант. — Но если бы мы остались с Геслером, может, могли бы спасти ещё нескольких морпехов.
— Или всё только испортили бы, Скрип. Ты-то уж знаешь, что нельзя так думать.
— Ты прав, наверное. А теперь собирай их.
— Есть.
Гэмет поднял глаза, когда адъюнкт вошла в шатёр лекарей. Она была бледна — недостаток сна наверняка — и сняла шлем, так что показались коротко остриженные мышиного цвета волосы.
— Возражать не буду, — сказал Гэмет, когда целитель наконец отступил в сторону.
— Против чего? — поинтересовалась адъюнкт, поворачивая голову, чтобы осмотреть койки, на которых лежали другие раненые солдаты.
— Против того, что меня снимут с должности, — ответил Гэмет.
Тавор снова посмотрела на него:
— Вы проявили неосмотрительность, Кулак, когда поставили себя под угрозу. Но это уж никак не повод лишать вас звания.
— Моё присутствие отвлекло морпехов, которые спешили на помощь своим товарищам, адъюнкт. Моё присутствие привело к потерям.
Она некоторое время молчала, затем шагнула ближе.
— Любая схватка приводит к потерям, Гэмет. Таково бремя командования. Ты думал, что эту войну мы выиграем, не пролив ни капли крови?
Он отвёл взгляд, поморщился от волн глухой боли, которую оставило по себе насильственное исцеление. Хирурги вытащили у него из ног дюжину глиняных осколков, которые изодрали мускулы. Но всё равно он понимал, что сама Госпожа даровала ему удачу сегодня ночью. Чего не скажешь про несчастного коня.
— Я был когда-то солдатом, адъюнкт, — прохрипел он. — Но больше я не солдат. Это я узнал сегодня ночью. Что до того, чтобы быть Кулаком: командовать домашней стражей — вот точное отражение моего уровня компетентности. Целый легион? Нет. Мне очень жаль, адъюнкт…
Тавор некоторое время пристально смотрела на него, затем кивнула:
— Некоторое время потребуется на то, чтобы вы полностью оправились от ран. Которого из капитанов вы рекомендуете на пост временно исполняющего обязанности Кулака?
