— Корболо Дом слишком нетерпелив…
Три стрелы вошли в него одновременно. Одна вонзилась в бедро, раздробив кость. Вторая вошла под правой лопаткой, выбив несколько позвонков. Третья, прилетевшая с другой стороны, ударила в левое плечо с такой силой, что его развернуло, и он рухнул спиной на труп.
Скиллара скорчилась на земле рядом.
— Старик? Жив?
— Подонки, — прорычал он. — Как больно.
— Они идут…
— Чтобы добить меня, да. Беги, милая. В каменный лес. Живо!
Он ощутил, как она ушла, услышал её удаляющиеся шаги.
Геборик думал подняться, но судорога в сломанном бедре заставила его зажмуриться и дышать.
Приближающиеся шаги, трое, в мокасинах. Двое справа и один слева. Ножи покидают ножны. Приближаются… затем тишина.
Кто-то стоял над Гебориком. Своим затуманенным взглядом он смог выхватить запылившиеся сапоги, источавшие застарелый смрад насильственной смерти. Вторая пара обуви подняла пыль с земли у ног Дестрианта.
— Изыдите, призраки, — в полудюжине шагов прошипел голос.
— Слишком поздно, убийца, — пробормотала фигура, стоящая над Гебориком. — К тому же мы только пришли.
— Во имя Худа, Собирателя Душ, я изгоняю вас из этого мира.
Ответом убийце стал мягкий смех:
— Поклоняешься Худу, да? О, я чувствую силу в твоих словах. Увы, Худ здесь не властен. Так ведь, крошка?
Стоявшая у ног Геборика женщина что-то прошипела в ответ.
— Последнее предупреждение, — прорычал убийца. — Наши мечи благословлены — они искромсают ваши души…
— Без сомнений. Если только дотянутся.
— Вас только двое… против нас троих.
— Двое?
Шаркающие звуки, затем резко и близко — поток крови на землю. Рухнувшие тела, долгий влажный вздох.
— Может, стоило одного оставить живым? — сказал новый женский голос.
— Зачем?
— Можно было бы отправить его этому порченому напанскому подонку с обещаниями завтрашнего дня.
— Лучше так, дорогая. Никто больше не ценит сюрпризы — как по мне, это и испортило мир…
— Тебя никто не спрашивал. Думаешь, этот старик выкарабкается?
Тот хмыкнул:
— Сомневаюсь, что Трейк просто мявкнет и откажется от своего нового Дестрианта. К тому же, вот, смотри, стремительная красотка возвращается.
— Тогда нам пора.
— Ага.
— С этого момента и до рассвета — больше никаких сюрпризов. Ясно?
— Все слабы перед искушением. Больше не повторится.
Тишина, затем вновь шаги. Маленькая ладонь опустилась ему на лоб.
— Скиллара?
— Да, это я. Здесь были солдаты, кажется. Они выглядели паршиво…
— Забудь об этом. Вытащи из меня стрелы. Плоть желает исцелиться, кости хотят срастись. Вытащи их, милая.
— А потом?
— Отнеси меня обратно в мой храм… если сможешь.
— Ладно.
Он ощутил ладонь на древке стрелы, торчащей из левого плеча. Вспышка боли, затем темнота.
Старая броня Ша’ик была разложена на столе. Один из воинов Матока заменил изношенные ремешки и крепления, затем отполировал бронзовые пластины и шлем с забралом. Полуторный меч был смазан и заточен. Оббитый железом и шкурами щит ждал, прислонённый к ножке стола.
Она замерла в комнате в полном одиночестве, рассматривая амуницию, оставшуюся от предшественницы. Старуха, как говорили, умело обращалась с мечом. Шлем казался слишком большим, решетчатые пластины на щеках изгибались по всей длине, крепились к тяжёлой налобной полосе. Чернёная кольчуга подобно паутине прикрывала прорези для глаз. Длинная бармица тянулась от заднего обода.
Она подошла к стёганому поддоспешнику. Тот был тяжёлым, с пятнами старого пота. Шнуровка под руками спускалась по бокам по всей длине. Пластины из вываренной кожи прикрывали верхнюю часть бёдер, плечи, руки и запястья. Она методично затянула каждую шнуровку и застёжку, пробуя разные варианты, чтобы распределить вес до того, как придёт пора надевать доспехи.
Впереди была ещё целая ночь, распростёршаяся перед ней подобно чёрной дороге в бесконечность, но она хотела ощутить, как броня охватывает её тело; желая ощутить на себе её вес, она прикрепила поножи, сабатоны и наручи, затем направилась к нагруднику. Колдовство осветило бронзу, и доспех шелестел как тончайшая жесть. Конструкция позволила ей затянуть ремни самостоятельно, и вскоре она уже взяла меч и вложила в ножны, затем обернула тяжёлый пояс вокруг талии, расположив крючки, соединяющие его с кирасой, так, чтобы вес пояса не ложился на бёдра.
Остались лишь пара перчаток, подшлемник и сам шлем. Она сомневалась. Есть ли у меня хоть какой-то выбор? Богиня оставалась тяготеющим присутствием в её голове, пустившим корни в мышцы и ткани, её голос растекался в венах Ша’ик. На каждом вдохе она ощущала возрастающую силу и не сомневалась, что использует её, когда придёт время. Или, скорее, сила использует её.
Чтобы убить мою сестру.
Она ощутила чьё-то приближение и обернулась ко входу.
— Ты можешь войти, Л’орик.
Высший маг показался на пороге.
Ша’ик сморгнула. Он был облачён в броню. Белая эмаль была исцарапана и явно видала виды. Длинный узкий клинок висел на бедре. После короткой паузы она вздохнула:
— Значит, мы все готовимся…
— Как ты уже видела, более трёх сотен воинов Матока охраняют этот дворец, Избранная. Охраняют… тебя.
— Он преувеличивает риск. У малазанцев полно забот…
— Опасность, которую он предвидит, Избранная, не связана с малазанцами.
Она пристально посмотрела на него:
— У тебя измученный вид, Л’орик. Полагаю, тебе стоит вернуться в свой шатёр и отдохнуть. Завтра ты мне понадобишься.
— Вы не нуждаетесь в моих предупреждениях?
— Богиня защищает меня. Мне нечего бояться. К тому же, — она улыбнулась, — три сотни отборных воинов Матока охраняют этот дворец.
— Ша’ик, этой ночью произойдёт схождение. Среди твоих советников есть чтецы Колоды. Прикажи им бросить карты, и они подтвердят мои слова. Собираются силы. В воздухе пахнет предательством.
Она взмахнула рукой:
— Всё это не важно, Л’орик. Я неприкосновенна. Так же и от богини нельзя отречься.
Л’орик подошёл ближе, глаза его расширились.
— Избранная! Рараку просыпается.
— О чём ты?
— Разве ты не слышишь?
— Ярость богини поглощает всё, Л’орик. Если ты слышишь голос Священной пустыни — это предсмертный крик Рараку. Вихрь пожрёт ночь. И любая возрастающая сила, осмелившаяся приблизиться, будет уничтожена. От богини, Л’орик, нельзя отречься.
