– Могу, конечно. Так же, как ты можешь обойтись без этой битвы.
Отец Хобб, который вел лошадь, даже не разумея ни слова, по тону понял, о чем речь. Он вздохнул, за что Элеонора наградила священника сердитым взглядом.
– Тебе нет надобности лезть в эту драку, – продолжила она.
– Я лучник, – упрямо сказал Томас, – а там, наверху, враг.
– Твой король послал тебя искать Грааль! – не унималась девушка. – И ты должен его найти, а не сложить здесь голову, бросив меня одну. Меня и ребенка! Что мы будем делать одни здесь, в Англии?
– Я вовсе не собираюсь сегодня погибать, – язвительно заявил Томас.
– А ты что, сам выбираешь час своей смерти? – еще более язвительно откликнулась Элеонора. – Он тебе известен? Ну не иначе, тебе сам господь Бог сообщил!
Томаса эта неожиданная вспышка застала врасплох, ибо Элеонора была сильной девушкой, несклонной к капризам и перепадам настроения. Однако сейчас она была расстроена до слез.
– Эти люди, – сказал Томас, – Пугало и Попрошайка, они и пальцем тебя не тронут. Я буду рядом.
– Да не в них дело! – простонала его подруга. – Прошлой ночью мне приснился сон.
Томас положил ей на плечи могучие, налившиеся силой от постоянного натягивания тугой тетивы руки.
– Прошлой ночью мне тоже приснился Грааль, – сказал он, хотя это была и не совсем правда. Юноше не приснился Грааль, скорее, он проснулся от видения, которое оказалось обманом, но нельзя же было признаться в этом Элеоноре. – Он был прекрасен и светился, как чаша, наполненная золотым огнем.
– А в моем сне, – промолвила Элеонора, подняв на него взгляд, – ты был покойником. Черным, раздувшимся мертвецом.
– Что она говорит? – спросил отец Хобб.
– Ей приснился плохой сон, – сказал Томас по-английски, – кошмарный сон.
– Ночные кошмары нам посылает дьявол, – заявил священник. – Это хорошо известно. Скажи ей.
Томас перевел это Элеоноре, а потом погладил выбившуюся на лбу прядь золотистых волос и засунул ее под вязаную шапочку. Он любил это лицо – искреннее, серьезное, малость похожее на кошачью мордочку, но с большими глазами и выразительным ртом.
– Это был просто кошмар, – заверил Томас девушку, – un cauchemar.
– Пугало, – сказала Элеонора с дрожью, – Пугало был в этом cauchemar.
Томас покрепче обнял подругу и пообещал:
– Он и близко к тебе не подойдет.
До его слуха доносилась какая-то странная отдаленная декламация, но эти звуки мало походили на торжественные молитвы монахов. То было глумливое, настойчивое бормотание, тяжкое, как барабанный бой, и такое же ритмичное.
Слов не разобрать, но в этом и не было надобности.
– Враги ждут нас, – сказал Томас Элеоноре.
– Мне они не враги, – пылко возразила она.
– Если шотландцы ворвутся в Дарем, то разбирать не станут, – заверил ее Томас. – Они обойдутся с тобой, как и со всеми прочими: откуда им знать, что ты не считаешь их врагами?
– Все ненавидят англичан. Ты замечал? Французы ненавидят вас. И бретонцы, и шотландцы тоже, все до единого в христианском мире ненавидят вас! А почему? Да потому, что вы больше всего на свете любите воевать. Готовы драться с кем угодно, когда угодно, не важно за что! Это чистая правда. Все знают, каковы англичане. А ты? Сегодня не твой бой, ты не обязан сражаться, но лезешь в эту драку, потому что тебе не терпится оказаться там, где убивают.
Томас не знал, что ответить, ибо в словах Элеоноры была правда. Он пожал плечами и поднял тяжелый лук.
– Я сражаюсь за моего короля, а там, на холме, армия врагов. Они численно превосходят нас. Ты знаешь, что случится, если они войдут в Дарем?
– Знаю, – уверенно сказала Элеонора, и она действительно знала это, ибо была в Кане, когда английские лучники, ослушавшись своего короля, хлынули по мосту и опустошили город.
– Если мы не сразимся с ними и не остановим англичан, то их всадники всех нас поубивают. Одного за другим.
– Ты обещал жениться на мне, – заявила Элеонора, заплакав снова. – Я не хочу, чтобы мой ребенок остался без отца. Я не хочу, чтобы он стал незаконнорожденным.
– Клянусь, мы с тобой поженимся. Вот кончится битва, отправимся в Дарем и обвенчаемся. В соборе, хочешь? – Он улыбнулся ей. – Решено, в соборе.
Столь искреннее обещание порадовало Элеонору, но она не собиралась этим удовлетвориться.
– Надо пойти в собор прямо сейчас, – решительно заявила девушка. – Там мы будем в безопасности. Мы должны помолиться у высокого алтаря.
– Вот и отправляйся в город, – отозвался Томас. – Предоставь мне сразиться за моего короля, а сама отправляйся в город. Вместе с отцом Хоббом. Найдите старого монаха, поговорите с ним, а потом ступайте в собор и подождите меня там.
Он отстегнул один из седельных вьюков, извлек оттуда кольчугу и натянул через голову. Кожаная подкладка была на ощупь задубевшей, холодной и отдавала затхлостью. Пропустив руки в рукава, Томас опоясался мечом и снова обратился к Элеоноре:
– Отправляйся в город и поговори с монахом.
Девушка плакала.
– Ты погибнешь, – твердила она. – Я видела тебя во сне мертвым! Мертвым!
– Я не могу пойти в город, когда все вокруг сражаются, – возразил отец Хобб.
– Ты священник, а не солдат! – рявкнул юноша. – Отведи Элеонору в Дарем. Найди там Хью Коллимура и поговори с ним.
Томасу показалось подозрительным настойчивое желание приора отсрочить его встречу со старым монахом. Надо послать к старику отца Хобба, пока прелат его не опередил.
– Вы оба, – настойчиво потребовал Томас, – поговорите с братом Коллимуром. О чем его спросить, вам известно. А я встречусь с вами в соборе сегодня вечером.
Он взял свой салад с широкими скошенными полями, предохранявшими от ударов клинка, надел его и застегнул под подбородком ремень. Томас сердился на Элеонору прежде всего потому, что чувствовал ее правоту: предстоящая битва не касалась его напрямую. Если, конечно, забыть о том, что война была его ремеслом, а Англия – его родиной.
– Я не погибну, – упрямо бросил он девушке. – Сегодня вечером ты меня увидишь. И передал поводья лошади отцу Хоббу. – Пугало не рискнет вести себя неподобающе в стенах обители или в соборе.
Томасу хотелось поцеловать Элеонору на прощание, но она была сердита на него, а он – на нее, и потому юноша молча взял свой лук и мешок со стрелами и ушел. Девушка тоже ничего не сказала ему: как и Томас, она была слишком горда, чтобы уступить. Однако Элеонора не сомневалась в своей правоте. Томасу не следовало ввязываться в предстоящую битву, ибо его послали не воевать, а искать Грааль. Отец Хобб, угодивший между двумя упрямцами, как меж молотом и наковальней, предпочитал помалкивать, но приметил, что Элеонора не раз оборачивалась, очевидно в надежде поймать взгляд обернувшегося Томаса. Увы, она увидела лишь спину возлюбленного, поднимавшегося по тропе с луком через плечо.
