– Вы имеете репутацию справедливого человека, милорд, и я вверяю судьбу вдовы в ваши руки.
Графа Нортгемптонского удивили слова о его репутации.
– Чего вы хотите? – спросил он.
Бела приосанился:
– Возврата всего указанного, милорд, и защиты вдовы и ее благородного сына именем короля Англии.
Граф побарабанил пальцами по подлокотнику, потом хмуро посмотрел на сэра Саймона и сказал:
– Нельзя требовать выкуп за трехлетнего ребенка.
– Но он же граф! – запротестовал сэр Саймон. – Титулованная особа!
Граф вздохнул. Сэр Саймон, понял он, обладает умом бесхитростным, как у ищущего корм быка. Рыцарь не признавал другой точки зрения, кроме собственной, и думал лишь об удовлетворении своих аппетитов. Возможно, это и делало его столь грозным воином, и тем не менее он оставался болваном.
– Мы не захватываем трехлетних детей с целью выкупа, – твердо сказал граф, – и не берем в плен женщин, если это не дает выгод, перевешивающих галантность, а тут я не вижу таковых. – Граф обернулся к стоявшим у него за спиной секретарям. – Кого поддерживал Арморика?
– Карла Блуаского, милорд, – ответил один из них, высокий бретонец в сутане священника.
– У Арморики богатые поместья?
– Очень маленькие, милорд, – припомнил бретонец, шмыгая носом. – У него есть владения в Финистере, которые уже в наших руках, несколько домов в Гингаме, кажется, и больше ничего.
– Ну, – сказал граф, снова обращаясь к сэру Саймону, – какие же выгоды мы получим от трехлетки без гроша за душой?
– Не без гроша, – запротестовал сэр Саймон. – Я взял там богатые доспехи.
– Которые отец мальчика, несомненно, выиграл в бою!
– И дом богат. – Сэр Саймон начинал злиться. – Там корабли, склады, конюшни.
– Дом, – скучным голосом произнес секретарь, – принадлежал тестю графа. Кажется, торговцу вином.
Граф вопрошающе приподнял бровь в сторону сэра Саймона, который только качал головой, злясь на секретаря.
– Этот мальчик, милорд, – ответил рыцарь с подчеркнутой учтивостью, граничащей с дерзостью, – родственник Карла Блуаского.
– Но без гроша за душой, – сказал граф, – вряд ли он вызовет у него нежные чувства. Он скорее обуза, вам не кажется? И вообще, чего вы от меня хотите? Чтобы я заставил ребенка присягнуть истинному герцогу Бретани? Истинному герцогу, сэр Саймон, пять лет, и он сейчас в Лондоне. Это будет детский фарс! Трехлетний мальчик, приседающий перед пятилетним! И рядом их няньки? А потом будет пир с молочком и булочками? Или после церемонии устроим игру в «отними туфлю»?
– Графиня сражалась против нас на стене! – выдвинул последний аргумент сэр Саймон.
– Не спорьте со мной! – вскричал граф, стукнув по подлокотнику. – Вы забываете, что я здесь представитель короля и имею его полномочия!
Кипя гневом, он откинулся на спинку кресла, и сэр Саймон проглотил свою ярость, но не удержался и пробурчал себе под нос, что графиня стреляла из арбалета в англичан.
– Это Черная Пташка? – спросил Скита Томас.
– Графиня? Да, так говорят.
– Она красавица.
– После той девицы, с которой я нашел тебя нынче утром, что ты можешь понимать в красоте? – усмехнулся Скит.
Граф раздраженно взглянул на него и Томаса, а потом снова на сэра Саймона:
– Если графиня сражалась против нас на стенах, то я восхищаюсь ее силой духа. Что касается остального…
Он замолчал и вздохнул.
Бела посмотрел на него в ожидании, а сэр Саймон с подозрением.
– Два корабля, – объявил граф, – являются военной добычей и будут проданы в Англии или же поступят на службу королю, а вы, сэр Саймон, получите треть их стоимости.
Такое правило соответствовало закону. Одну треть получит король, одну треть – граф, а остальное достанется захватившему добычу.
– Что касается меча и доспехов…
Граф снова замолк. Он спас графиню от надругательства, и она ему нравилась. Он видел страдание на ее лице и слышал ее страстные жалобы, что у нее ничего не осталось от мужа, кроме драгоценных доспехов и прекрасного меча. Но такие вещи по самой своей природе являлись законным военным трофеем.
– Доспехи, оружие и кони – ваши, сэр Саймон, – сказал он, сожалея о таком решении, но зная, что оно справедливо. – Что касается ребенка, я объявляю над ним покровительство английской короны, а когда он достигнет должного возраста, то сам сможет решить, кому присягнуть в вассальной верности.
Граф взглянул на секретарей, удостоверяясь, что они записывают его решение.
– Вы говорите, что хотите встать на постой в доме вдовы? – спросил он сэра Саймона.
– Я захватил его, – коротко ответил тот.
– И, как я слышал, разграбили до основания, – холодно заметил граф. – Графиня заявляет, что вы похитили ее деньги.
– Она лжет. – Сэр Саймон принял возмущенный вид. – Лжет, милорд, лжет!
Граф сомневался в этом, но вряд ли он мог бы обвинить рыцаря во лжи, не вызвав этим поединка. Уильям Богун никого не боялся, кроме своего короля, но ему не хотелось биться из-за такого пустяка. Он решил замять это и продолжил:
– Однако я обещал даме защиту против притеснений. – С этими словами он пристально посмотрел на сэра Саймона, а потом перевел взгляд на Уилла Скита и перешел на английский: – Ты бы хотел держать своих людей всех вместе, Уилл?
– Хотел бы, милорд.
– Тогда занимайте дом вдовы. И обращайтесь с ней почтительно, ты слышишь? Почтительно! Скажи это своим людям, Уилл!
Скит кивнул.
– Кто к ней прикоснется, тому я отрежу уши, милорд.
– Не уши, Уилл. Отрежь что-нибудь более соответствующее. Сэр Саймон покажет вам дом, а вы, сэр Саймон, – граф снова перешел на французский, – найдете себе ночлег где-нибудь в другом месте.
Рыцарь открыл было рот, но один лишь взгляд графа заставил его замолчать. Вперед вышел новый проситель, желая получить возмещение за разграбленный винный погреб. Но граф направил его к секретарям, чтобы те записали жалобы на пергамент и граф мог бы прочесть их позже, если найдет время, в чем сам сомневался.
Затем он подозвал к себе Томаса.
– Должен поблагодарить тебя, Томас из Хуктона.
– Поблагодарить меня, милорд?
Граф улыбнулся:
– Это ты нашел способ проникнуть в город, когда все прочие наши попытки кончились неудачей.
Томас покраснел:
– Рад стараться, милорд.
– Можешь просить награду. Таков обычай.
Томас пожал плечами:
– Я и так счастлив, милорд.
