– Власти, – спокойно сказал он. – С властью, сэр Саймон, приходят привилегии, а с привилегиями – богатство. Кто такие короли? Всего лишь высоко вознесшиеся люди. И мы тоже вознесемся и воспользуемся поверженными королями как ступеньками на лестнице славы.
Такие слова произвели впечатление на сэра Саймона, хотя до конца он их не понял. Арлекин казался ему человеком с сильным воображением, но это не имело значения, лишь бы он был неколебимо привержен идее разгрома врагов сэра Саймона. Сам сэр Саймон мечтал о сражении: он видел перед собой испуганное лицо английского принца, слышал его крик и наслаждался мыслью, как возьмет этого щенка в плен и Жанетту тоже. Пусть Арлекин остается таинственным и странным, сколько ему заблагорассудится, если он приведет сэра Саймона к исполнению этих простых желаний.
Итак, французское войско шло вперед, постоянно пополняясь за счет людей, стекавшихся из отдаленных закоулков королевства и вассальных государств за пределами Франции. Оно двигалось, чтобы поймать англичан в капкан на излучине Сены, и самоуверенность его укрепило известие о паломничестве короля в аббатство Сен-Дени, откуда была доставлена орифламма, самый священный символ – алое знамя, хранившееся бенедиктинцами в монастыре, где были похоронены французские короли. Все знали, что, когда развернута орифламма, никто не отступит ни на шаг. Говорили, что ее принес туда сам Карл Великий и ее красный, как кровь, шелк означает для врагов Франции кровавую бойню. Англичанам придется сражаться, орифламма будет развернута, и боевые действия начнутся.
Мессир Гийом дал Томасу льняную рубаху, хорошую кольчугу, шлем на кожаной подкладке и меч.
– Старый, но хороший, – сказал он про меч, – им лучше рубить, а не колоть.
Он дал Томасу коня, седло, уздечку и денег. Томас пытался отказаться от этого последнего дара, но мессир Гийом отмел все возражения:
– Ты отнял у меня, что хотел, и теперь я могу отдать тебе остальное.
Томас не понял и даже обиделся на обвинение.
– Что это я отнял?
– Ты отнял у меня Элеонору.
– Я не отнимал ее! – запротестовал Томас.
На изуродованном лице мессира Гийома появилась улыбка.
– Ну отнимешь, мальчик. Отнимешь.
На следующий день они поскакали на восток, понимая, что английское войско неподалеку. До Кана доходили слухи о сожженных городах, но никто не знал, куда ушел враг, и потому мессир Гийом решил вести двадцать своих латников, оруженосца и слугу в Париж.
– Кто-нибудь должен знать, где находится король, – сказал он. – А ты, Томас, что будешь делать?
Томас думал об этом с тех пор, как очнулся в доме мессира Гийома, но сейчас нужно было принять решение, и на этот раз он не сомневался.
– Отправлюсь к своему королю.
– А что насчет сэра Саймона? Вдруг он снова тебя повесит?
– Я под защитой графа Нортгемптонского, – ответил Томас, хотя однажды это не помогло.
– А как же Элеонора?
Мессир Гийом обернулся к дочери, которая, к удивлению Томаса, отправилась с ними. Отец дал ей маленькую лошадку, и непривычная к верховой езде девушка неуклюже сидела в седле, ухватившись за луку. Она не знала, почему отец разрешил ей поехать, и сказала Томасу, что, возможно, он захочет держать ее при себе поварихой.
Томас покраснел. Он знал, что не сможет сражаться против своих товарищей, но и не хотел покидать Элеонору.
– Я буду приезжать к ней, – сказал он мессиру Гийому.
– Если останешься в живых, – буркнул француз. – А почему ты не хочешь сражаться за меня?
– Потому что я англичанин.
Мессир Гийом ухмыльнулся:
– Ты катар, француз из Лангедока. Кто знает, кто ты такой? Ты сын священника, полукровка еретического происхождения.
– Я англичанин, – повторил Томас.
– Ты христианин, – возразил мессир Гийом, – и Бог возложил на тебя и на меня долг. Как ты исполнишь этот долг в английском войске?
Томас ответил не сразу. Действительно ли Бог возложил на него долг? Если так, он не хотел признавать его, поскольку это означало поверить в легенду о Вексиях. В тот вечер после встречи с братом Жерменом Томас поговорил в саду мессира Гийома с Мордехаем и спросил старика, читал ли тот Книгу Даниила.
Мордехай вздохнул, словно его утомили подобные вопросы.
– Много лет назад, – ответил он. – Много-много лет назад. Это часть Кетувима, писания, которое должны прочесть все молодые евреи. А что?
– Это пророк, да? Он предсказывал будущее?
– Вот те на! – воскликнул лекарь, сев на скамейку и теребя худыми пальцами раздвоенную бороду. – Вы, христиане, утверждаете, что пророки предсказывали будущее, но на самом деле они не делали ничего подобного. Они просто предостерегали Израиль. Они говорили нам, что если мы не исправимся, то нас постигнет смерть, разорение и ужас. Это были проповедники, Томас, просто проповедники, видит бог, и они были правы насчет смерти, разорения и ужаса. Что касается Даниила… Он был странный, очень странный. Его голова была наполнена мечтами и видениями. Он был опьянен Богом.
– Но не кажется ли тебе, что Даниил предсказал происходящее сейчас?
Мордехай наморщил лоб:
– Если Бог пожелал от него этого, то да, но с чего бы Богу желать это? И я допускаю, Томас, что Даниил мог предсказать происходящее теперь здесь, во Франции, но какой интерес это могло представлять для Бога Израиля? Кетувим полон фантазий, видений и таинств, и вы, христиане, видите в нем больше, чем когда-либо видели мы. Но стоит ли принимать какое-то решение только потому, что когда-то давным-давно Даниил наелся тухлых устриц и перед ним возникли яркие видения? Нет, нет и нет. – Он встал и поднял к свету бутыль с мочой. – Верь тому, что перед твоими глазами, Томас, тому, что пахнет, что ты можешь слышать и ощущать на вкус, что можешь увидеть и потрогать. Прочее опасно.
Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг – долг верности.
– Я не могу сражаться против Англии, – сказал он, – как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.
Мессир Гийом только пожал плечами:
– Тогда сражайся против Вексиев.
Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных владыках и еретиках было все равно что заигрывать с безумными видениями, терзавшими его отца.
– Если найду человека, убившего моего отца, – уклонился он от предложения мессира Гийома, – я убью его.
