– Ла-Рош-Дерьен.
– Дурацкое название, – проговорил Скит.
Это был седой узколицый мужчина. Он сражался уже тридцать лет. Скит пришел из Йоркшира и начал свою карьеру стрелком, сражаясь против шотландцев. Ему везло, он был ловок и потому захватил много добычи, пережил много битв и поднимался по службе, пока не разбогател настолько, чтобы набрать собственный отряд. Теперь он возглавлял семьдесят латников и столько же стрелков, которых предоставил графу Нортгемптонскому. Поэтому сейчас он и скрючился за сырым забором в ста пятидесяти шагах от стены города, название которого не мог запомнить. Его латники остались в лагере, получив день отдыха после предыдущего неудачного штурма. Уилл Скит терпеть не мог неудач.
– Ла-Рош что? – спросил он Томаса.
– Дерьен.
– И что это может значить?
– Честно говоря, не знаю.
– Всеблагой Христос, – с насмешливым удивлением проговорил Скит, – оказывается, он не все знает.
– По звучанию похоже на derrière, что означает «задница», – добавил Томас. – Можно перевести как «скала-задница».
Скит открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут первый церковный колокол в городе забил набат. Колокол был разбит и звучал глухо. Но через несколько секунд добавили звона другие церкви, и сырой ветер наполнился металлическим гулом. Этот шум был встречен приглушенным ревом английских штурмовых частей, которые вышли из лагеря и топали по дороге к южным городским воротам. Передние тащили лестницы, остальные шли с мечами и топорами. Штурм, как и прежние, возглавлял граф Нортгемптонский, выделяющийся среди остальных своими пластинчатыми доспехами, которые наполовину прикрывал плащ, украшенный графским гербом со львами и звездами.
– Вы знаете, что делать! – проревел Скит.
Стрелки встали, подняли луки и стали стрелять. На стене целей для них не было, поскольку защитники укрылись за парапетом. Стук стальных наконечников по камню не давал им высовываться. Стрелы с белым оперением свистели на лету. Два других отряда стрелков добавляли своих стрел, многие пускали их высоко в воздух, чтобы они падали вертикально на стену. Скиту казалось невозможным, что под этим градом оперенной стали сможет уцелеть хоть кто-то. Но как только штурмовые колонны графа оказались в ста шагах от укрепления, со стены полетели стрелы из арбалетов.
Рядом с воротами была брешь, проделанная катапультой – единственной осадной машиной, оставшейся в приличном состоянии. Брешь была убогая, поскольку огромные камни снесли только верхнюю треть стены, и горожане заполнили пробоину бревнами и тряпьем. Но все же это было слабое место, и люди с лестницами с криками устремились туда под градом стрел. Они спотыкались, падали, ползли и умирали, но достаточное число добралось до цели, и по приставленным к полуразрушенной стене лестницам первые латники полезли наверх. Лучники стреляли изо всех сил, засыпая верх стены стрелами, но там появился щит, который тут же подперли двумя десятками жердей, и из-за него арбалетчик открыл стрельбу по лестницам, убив того, кто карабкался первым. Появился еще один щит, и еще один арбалетчик открыл стрельбу. На стену притащили огромный горшок и опрокинули его. Вниз хлынула дымящаяся жидкость, и атакующие закричали от боли. Защитники скатывали со стены валуны, а их арбалеты непрестанно щелкали.
– Ближе! – закричал Скит.
Его стрелки продрались через кусты и побежали ко рву, до которого теперь оставалось меньше ста шагов. Там они снова натянули свои длинные луки и стали посылать стрелы в бойницы. Нескольких защитников удалось убить, поскольку им пришлось высунуться, чтобы стрелять вниз, в солдат, столпившихся с лестницами у стены с брешью.
Томас вздернул левую руку, меняя цель, и, разогнув пальцы правой, послал стрелу в грудь высунувшемуся из бойницы человеку. Того прикрывал щитом товарищ, но щит на мгновение сместился, и стрела Томаса попала в узкий промежуток. За ней мгновенно последовали еще две, и сердце защитника перестало биться. Однако другим удалось опрокинуть лестницу.
– Святой Георгий! – закричали англичане.
Но святой, должно быть, спал, поскольку не оказал нападающим никакой помощи.
Со стены покатились новые валуны, потом на англичан обрушилась черная лава горящей соломы. Кто-то сумел забраться на стену, но тут же получил удар топором, который пробил его шлем и расколол череп надвое. Солдат упал на перекладины, загородив путь поднимавшимся сзади, и граф попытался оттащить его, но сам получил удар камнем по голове и рухнул к подножию лестницы. Два графских латника отнесли оглушенного графа в лагерь, и с его отбытием нападающие совсем упали духом. Они больше не кричали. Стрелы все еще летели, и люди еще пытались взобраться на стену, но защитники почувствовали, что уже отбили этот шестой штурм. Их арбалеты разили безжалостно. И тогда на башне над воротами Томас увидел Черную Пташку. Он нацелил стальной наконечник стрелы ей в грудь, чуть приподнял лук и изо всей силы пустил стрелу. Слишком хороша, чтобы убивать, сказал он себе и понял, что это глупо. Женщина выстрелила и скрылась. Полдюжины стрел застучали по башне, где она только что стояла, но Томас заметил, что все шесть стрелков дали ей выстрелить, прежде чем выпустили стрелы.
– Черт побери! – воскликнул Скит.
Штурм не удался, и латники отступали под градом арбалетных стрел. У бреши оставалась лишь одна лестница с застрявшим в верхних ступенях солдатом.
– Назад! – закричал Скит. – Назад!
Стрелки побежали, и, пока они не пробрались сквозь кусты и не укрылись в канаве, вслед им неслись стрелы из арбалетов. Защитники ликовали, а двое с башни над воротами показывали побитым англичанам голую задницу.
– Ублюдки, – прорычал Скит. – Ублюдки! – Он не привык к неудачам. – Ведь где-то, черт возьми, должен быть путь внутрь!
Томас снял с лука тетиву и спрятал под шлем.
– Я же говорил тебе, как попасть внутрь, – сказал он Скиту.
Тот долго не отрывал глаз от юноши.
– Мы уже пытались, парень.
– Я добрался до частокола, Уилл. Говорю тебе, я сделал это. Я пробрался внутрь.
– Тогда расскажи снова, – потребовал Скит, и Томас повторил.
Скорчившись в канаве под насмешки защитников Ла-Рош-Дерьена, он рассказал Скиту, как прорваться в город, и Скит слушал, потому что йоркширец научился доверять Томасу из Хуктона.
Томас пробыл в Бретани уже три года. Хотя это была и не Франция, но захвативший ее герцог постоянно приводил на смерть все новых французов, и Томас обнаружил в себе призвание к убийству. И дело тут было не в его искусстве стрелка – в войске было полно таких и горстка получше, – но он обнаружил, что способен предугадывать действия противника. Он умел наблюдать за врагами, следить за ними, замечать, куда они смотрят, и довольно часто предчувствовал их движение и был готов встретить его стрелой. Это напоминало игру, но такую, где он знал правила, а враг – нет.
И это помогло завоевать доверие Уильяма Скита. Когда они впервые встретились у тюрьмы в Дорчестере, где йоркширец испытывал пару десятков воров и убийц в мастерстве стрельбы из лука, у Скита не возникло желания взять Томаса. Ему требовались новобранцы, а король нуждался в лучниках, и люди, которым светила виселица, получали прощение, если соглашались пойти на войну. Так что добрая половина отряда Скита состояла из таких каналий. А Томас, по заключению старого солдата, никогда бы не вписался в такую компанию. Взяв правую руку юноши, он увидел мозоли на указательном и среднем пальцах, что выдавало лучника, но потом похлопал его по мягкой ладони.
