В рядах французских латников послышалось ворчание. Они злились, и ворчание перешло в злобные оскорбления.
– Трусы! – крикнул латник рядом с мессиром Гийомом.
На графа Алансонского накатила волна ярости.
– Им заплатили! – прорычал он кому-то из своего окружения. – Ублюдков подкупили!
– Руби их! – со своего места на опушке березовой рощи закричал король. – Руби их!
Его брат услышал призыв и с готовностью повиновался. Граф стоял во второй, а не в первой линии, но пустил коня в просвет между двумя передними конроями и позвал своих людей за собой.
– Руби их! – кричал он. – Руби мерзавцев!
Генуэзцы оказались между всадниками и английским строем, и их участь была решена. Горячие головы из второй колонны смешались с конроями первой линии и образовали беспорядочную путаницу знамен, копий и коней. Им бы следовало спуститься с холма шагом, чтобы сохранить строй, когда придется подниматься на вражеский склон, но вместо этого они пришпорили коней, движимые злобой на своих же союзников, и мчались наперегонки, горя мстительным желанием убить их.
– Оставаться на месте! – крикнул своим людям Ги Вексий, граф Астаракский.
– Стоять! – велел мессир Гийом.
Он счел, что лучше дать первой яростной атаке захлебнуться самой, чем присоединиться к безумию.
Примерно половина французской конницы осталась на холме. Остальные во главе с братом короля понеслись на генуэзцев. Арбалетчики пытались спастись. Они разбежались по долине в попытках добраться до ее северной и южной оконечности, но масса всадников нахлынула на них, и уже ничего нельзя было сделать. Некоторые генуэзцы разумно легли на землю и сжались в комок, другие забились в мелкие канавы, но большинство было убито, ранено и растоптано скачущими всадниками. Копыта огромных жеребцов напоминали молоты, кони были обучены топтать противника. Крики генуэзцев заглушал конский топот и лязг мечей.
Некоторые рыцари кололи арбалетчиков копьями. Используя свой вес и вес коня, закованный в латы всадник легко протыкал свою жертву, но лишался копья, оставив его в искалеченном теле, и тогда приходилось вынимать меч. Какое-то время на дне долины царил хаос, и всадники протаптывали тропы среди бегущих и поверженных арбалетчиков. Потом остались лишь искалеченные останки генуэзских наемников, их красно-зеленые камзолы промокли от крови, а сломанное оружие валялось в грязи.
Одержав эту легкую победу, всадники подбадривали себя криками:
– Монжуа Сен-Дени!
Вперед вынеслись сотни флагов, которые грозили оказаться впереди орифламмы, но один рыцарь с красной лентой на руке, охранявший святую хоругвь, понесся впереди остальных, подхватив воинственный крик, и все густой толпой помчались на англичан, к поднимающемуся склону. У кого остались копья, те взяли их наперевес, и все пришпоривали коней. Более рассудительные, ждавшие следующей атаки, заметили, что не слышно громового топота копыт.
– Земля размокла и превратилась в грязь, – проговорил мессир Гийом.
Попоны и плащи покрылись брызгами грязи из-под копыт, бьющих по размокшей от дождя земле. На какой-то момент показалось, что атака так и завязнет, но тут скачущий впереди всадник вырвался из мокрой долины на более надежный грунт занятого англичанами холма. В конце концов, с французами был Бог, и они снова закричали:
– Монжуа Сен-Дени!
Барабаны забили еще чаще, трубы затрубили еще громче, и кони поскакали наверх к мельнице.
– Болваны, – проговорил Ги Вексий.
– Бедняги, – сказал мессир Гийом.
– В чем дело? – спросил король, не понимая, почему тщательно разработанный им план битвы оказался нарушен еще до того, как началось собственно сражение.
Но никто ему не ответил. Все просто смотрели.
– Иисус, Мария и Иосиф! – пробормотал отец Хобб.
Казалось, на холм несется половина всего конного воинства христианского мира.
– В строй! – закричал Уилл Скит.
– Да пребудет с вами Бог! – крикнул граф Нортгемптонский и отошел назад, к своим латникам.
– Целиться в коней! – велел стрелкам Джон Армстронг.
– Эти гады затоптали своих же стрелков! – в изумлении проговорил Джейк.
– Так убьем же чертовых ублюдков! – мстительно сказал Томас.
Атака приближалась к черте, где под шквалом стрел погибли генуэзцы. Томасу, смотревшему с холма, она казалась хаосом разноцветных конских попон, ярких щитов, раскрашенных копий и развевающихся знамен. Когда кони выбрались на твердую почву, их топот заглушил вражеские барабаны. Земля тряслась, и Томас чувствовал ее дрожь под стоптанными подошвами сапог, некогда подаренных ему мессиром Гийомом. Он стал высматривать трех ястребов, но не увидел их и, перестав думать про мессира Гийома, выставил левую ногу вперед, а правую руку отвел назад. Оперение стрелы было у самых его губ, и он поцеловал перья, а потом прицелился в рыцаря с желто-черным щитом.
– Пора! – крикнул Уилл Скит.
Стрелы с шумом взвились в воздух. Томас наложил на тетиву вторую стрелу, натянул и отпустил. На третий раз он выбрал всадника в шлеме со свиным рылом, украшенном красными лентами. Каждый раз он целился в коня, надеясь пробить стеганую попону и загнать наконечник поглубже в конскую грудь. Четвертая стрела. Он видел, как из-под копыт передней лошади летят клочки травы и комья земли. Первая стрела еще летела, когда он натянул лук в четвертый раз, выискивая новую цель. Взгляд остановился на всаднике без плаща, в блестящих полированных латах. Томас выстрелил, и тут же рыцарь в латах кубарем покатился по земле, а его коня поразила еще чья-то стрела. По всему склону валялись ржущие кони, молотя по воздуху копытами, и упавшие всадники. Английские стрелы поразили цель. По склону покатилось чье-то копье, крики заглушали топот копыт, кони налетали на умирающих и ломали ноги, и всадники нещадно били своих жеребцов коленями, пытаясь объехать павших животных. Пятая стрела, шестая – и латникам позади линии стрелков показалось, что небо скрылось за нескончаемым потоком стрел с белым оперением, темневших на фоне облаков и взлетавших над склоном, чтобы вонзиться в сбившихся в кучу рыцарей.
Десятки коней упали, их всадники оказались беспомощно зажаты в своих высоких седлах, их топтали другие. И все же рыцари прорвались вперед, и наблюдавшие сзади увидели просвет между ними и горой агонизирующих и уже мертвых тел.
– Монжуа Сен-Дени!
Шпоры вонзались в конские бока до крови. Томасу склон казался кошмарным скоплением огромных коней с желтыми зубами и белыми глазами, длинных копий и утыканных стрелами щитов, летящих комьев грязи, развевающихся знамен и серых шлемов с прорезями для глаз и рылом на месте носа. Позади длинного, как лента, красного вымпела развевались знамена. Томас стрелял снова и снова, посылая стрелы в хаос, но на месте каждого упавшего коня появлялся новый, а за ним еще один. Стрелы торчали из попон, из коней, из людей, даже из копий, белые перья дрожали от приближающегося конского топота.
