Принц Уэльский мчался в сечу. Его легко было узнать по золотому ободку на черном шлеме. Принцу было всего шестнадцать, но он был крепок, силен, высок и прекрасно натренирован. Отбив щитом топор, принц пробил мечом кольчугу другого всадника.
– Слезьте с чертова коня! – крикнул ему граф Нортгемптонский. – Слезьте с чертова коня!
Он подбежал к принцу, схватил поводья и потянул коня прочь из сечи. К ним помчался какой-то француз, норовя ударить принца копьем в спину, но латник в бело-зеленом стукнул коня щитом по зубам, и тот отпрянул в сторону.
Граф оттащил принца назад.
– Солдаты видят человека на коне, ваше высочество, – кричал он, – и думают, что это француз!
Принц кивнул. Его собственные рыцари добрались до него и помогли слезть с седла. Он ничего не сказал. Если он и обиделся на графа, то скрыл недовольство за забралом и вернулся в сечу.
– Святой Георгий! Святой Георгий!
Знаменосец принца старался не отставать от господина, и вид богато расшитого знамени привлекал все больше яростных французов.
– В строй! – крикнул граф. – В строй!
Но тела убитых коней и изрубленных людей мешали как французам, так и англичанам. Латники во главе с принцем полезли на врага через этот барьер. Одна лошадь со вспоротым брюхом волокла к англичанам свои кишки, а потом опустилась на передние ноги и скинула всадника в сторону принца, который, ткнув мечом ему в шлем, пробил забрало, так что из прорезей для глаз хлынула кровь.
– Святой Георгий!
Принц ликовал, его черные доспехи забрызгала вражеская кровь. Он сражался с поднятым забралом, чтобы лучше видеть эти восхитительные моменты. Долгие часы упражнений с оружием, дни пота, когда начальники стражи муштровали его, били ему в щит и ругали, что он недостаточно высоко держит острие меча, не прошли даром. Теперь он не мог просить от жизни большего: красивая женщина в лагере и враги, приходящие сотнями, чтобы умереть.
Французский клин все расширялся по мере того, как на холм взбирались все новые всадники. Они не прорвали английский строй, но растянули два передних ряда вдоль линии убитых и раненых и таким образом рассеяли их на группы, защищавшиеся от сумбурно нападавших рыцарей. Среди оборонявшихся был и принц. Некоторые французы, потерявшие коней, но уцелевшие, бились пешими.
– Вперед! – крикнул граф Нортгемптонский третьему ряду.
Больше было невозможно плотно держать стену щитов. Теперь ему требовалось пробраться в ужасную сечу, чтобы защитить принца, и солдаты графа последовали за своим начальником в водоворот коней, клинков и побоища. Они перелезали через поверженные лошадиные тела, стараясь избежать ударов копыт, и втыкали мечи в скачущих коней, чтобы свалить всадников на землю, где их можно было изрубить.
Каждому французу приходилось биться с двумя-тремя пешими англичанами. Кони хватали их зубами, вставали на дыбы и колотили передними копытами, а всадники рубили мечами направо и налево. Но пешие англичане неизменно увечили лошадей, и новые французские рыцари падали на истоптанную копытами траву, где их насмерть забивали или закалывали. Некоторые французы, осознав тщетность такой борьбы, скакали назад через ямы, чтобы из выживших строить новые конрои. Оруженосцы вручали им запасные копья, и рыцари, вновь вооружившись и горя мщением, возвращались в бой. И всех их тянуло к яркому флагу принца.
Граф Нортгемптонский был уже рядом с флагом. Он ударил щитом по конской морде, рубанул коня по ноге и ткнул мечом в бедро всадника. Справа надвигался новый конрой, трое всадников в нем сохранили копья, а другие неслись с вытянутыми вперед мечами. Ударив в щиты охраны принца, они отбросили англичан назад, но на помощь пришли другие солдаты в бело-зеленых камзолах, и принц оттолкнул двоих, чтобы самому рубануть по шее коня. Конрой откатился, оставив на земле двух мертвых рыцарей.
– Выровнять строй! – крикнул граф. – Выровнять строй!
В бою у штандарта принца возникло затишье – французы отошли, чтобы перегруппироваться.
И тут же с соседнего холма двинулась вторая французская атака, столь же многочисленная, как первая. Всадники ехали шагом, колено к колену, держа копья так плотно, что не пропускали даже ветер.
Они двигались как полагалось.
Барабанный бой гнал конрои вперед. Звуки труб раскалывали небо.
Французы шли закончить сражение.
– Восемь, – отрапортовал Джейк.
– Три, – сказал Уиллу Скиту Сэм.
– Семь, – вздохнул Томас.
Они считали стрелы. В отряде Скита еще не погиб ни один лучник, но у них отчаянно не хватало стрел. Уилл поглядывал через головы латников, боясь, что французы прорвутся, но строй держался. То и дело, когда вид не заслоняла ничья голова или знамя, кто-нибудь из лучников пускал драгоценную стрелу в какого-нибудь всадника, но, когда она пропадала, отскочив от шлема, Скит повторял, что нужно беречь запасы. Какой-то мальчишка принес из обоза дюжину мехов с водой, и стрелки пустили их по кругу.
Скит раздавал стрелы и качал головой. Ни у кого не нашлось больше десятка, а у отца Хобба, у которого с самого начала было меньше других, не осталось ни одной.
– Идите на холм, святой отец, – сказал священнику Уилл, – посмотрите, не отыщется ли там чего-нибудь. Королевские лучники могли приберечь сколько-нибудь стрел. Их капитана зовут Хэл Кроули, и он меня знает. Во всяком случае, попросите. – Но в голосе его было мало надежды. – Ладно, ребята, пойдем туда, – обратился он к остальным и повел их на южный край английского строя, куда французы еще не приблизились.
Он поставил их перед латниками, чтобы усилить лучников, которые, как ни мало у них оставалось стрел, своим видом сдерживали группы всадников, угрожавших приблизиться к их позиции. На краю битвы периодически стреляли пушки, с шумом выбрасывая вонючий пороховой дым. Томас не видел, чтобы «сквернословы» убили хоть кого-нибудь из французов, хотя грохот выстрелов держал вражеских всадников подальше от этого фланга.
– Подождем здесь, – сказал Скит и выругался, увидев, как с дальнего холма хлынула вторая волна французов.
Она двигалась не как первая – рваным строем, хаотично, – а должным образом, ровным шагом. Скит перекрестился:
– Дай нам Бог стрел.
Король смотрел, как бьется его сын. Он встревожился, когда принц отправился верхом, но одобрительно кивнул, увидев, что у сына хватило здравого смысла спешиться. Епископ Даремский снова попросился пойти на подмогу принцу Эдуарду, но король покачал головой.
– Ему нужно научиться выигрывать битвы. – Он помолчал. – Я учился.
Королю не хотелось ввязываться в этот ад не потому, что он боялся боя. Вступив в сражение с французской конницей, он не смог бы следить за остальным строем. Его делом было оставаться у мельницы и понемногу посылать подкрепления на оказавшиеся под угрозой участки боя. Солдаты резерва постоянно просили разрешения вступить в сечу, но король упрямо отказывал им, даже когда они жаловались, что неучастие запятнает их честь. Король не посылал их в бой, поскольку видел, как вторая волна французов спускается с холма, и знал, что нужно приберечь людей на случай, если всадники прорвут строй.
